— От отца не достаётся за курение? — поинтересовался я.

— Не знает. Он ведь и в самом деле дома редко бывает, не до меня.

— Как у него идут дела? — из вежливости спросил я.

— Вроде бы неплохо. Но отец же никогда ничего толком не рассказывает, даже маме. Сопит только своим перебитым носом, как паровоз, — улыбнулась Наташа.

Появился официант и, ловко манипулируя тарелками, расставил на столе наш заказ. По-моему, я уже вторые сутки не ел по-человечески. Поэтому, обстоятельно расстелив на коленях салфетку, принялся навёрстывать упущенное. Наташа аккуратно ковырялась в тарелке.

—Не нравится? — на всякий случай поинтересовался я.

— Фигуру берегу, — скокетничала она.

Ладно, пускай бережёт. Тем более, есть что беречь. Я же принялся за дело столь самозабвенно, что даже не расслышал её вопроса.

— Александр Александрович, вы меня совсем не слушаете! — обиженный голос Наташи прервал приступ чревоугодия.

—По-моему, только этим последние два дня и занимаюсь, — я отодвинул пустую тарелку.

—А что, я вам уже надоела? — вопрос был задан не в шутку.

— Наташа, давай поговорим серьёзно, — я подлил ей вина, себе кофе и закурил. — Не знаю, что ты там вбила себе в голову. Точнее, догадываюсь, но сразу хочу сказать: существует множество причин, по которым наши отношения никогда не выйдут за рамки приятельских. Так что лучше обрати своё благосклонное внимание на кого-нибудь другого. Желающих, думаю, вокруг найдётся немало. Ты девочка умная, должна меня понять и не обижаться. Договорились? — и я откинулся назад, довольный своим педагогическим талантом. Нет, не права была мама, отрицая у меня склонность к научной работе. Стань я учителем, из меня наверняка вышел бы второй Макаренко.

Умная девочка, однако, не оправдала моих ожиданий. Вместо того чтобы послушно согласиться с вполне разумными, на мой взгляд, доводами, она уставилась на меня своими зелёными русалочьими глазищами и чётко произнесла:

— Нет.

У меня пропал дар речи. Ну что ты с ней будешь делать?

— Александр Александрович, а почему вы развелись с женой? — русалка перешла в наступление.

— Зачем тебе это знать? — поморщился я. Не объяснять же, в самом деле, этой девчонке, что Вика попросту испугалась получить вместо мужа безногого инвалида? Так бы оно, пожалуй, и вышло, если б не ребята из окружного госпиталя. Впрочем, её я не осуждаю. Это тогда, вернувшись домой, я чувствовал боль и сосущую пустоту где-то в сердце.

Боль со временем ушла, а вот пустота осталась. Лишь иногда, когда, как сегодня, приходит ко мне во сне Вика, к пустоте добавляются горькие воспоминания о казавшемся нерушимым семейном счастье. Впрочем, это уже поэзия. А проза жизни состоит в том, что Наташа всё ещё ждёт моего ответа.

Вовремя вспомнив о своём педагогическом таланте, я уклончиво ответил:

— В общем, мы не сошлись… характерами. Так иногда бывает.

— Я знаю, — серьёзно кивнула она. — А что, у неё был скверный характер?

— Почему у неё? — удивился я.

— Потому что у вас он, по-моему, нормальный. И ещё вас очень уважает отец, а он людей насквозь видит. Правда, вы ворчите иногда, но это ведь не со зла, верно? И вообще… Мне вы тоже нравитесь. Давно, ещё со школы, — и Наташка, покраснев, умолкла наконец, теребя в руках зажигалку.

Сигарета чуть не выпала у меня из рук. Я сидел в полной растерянности и глупо таращился на неё. Так, с этим надо срочно что-то делать. Совращение малолетних совсем не мой профиль. Здесь, однако, произошло событие, заставившее не время отложить объяснения с Наташей.