Рамзес пригласил ее взойти на свою колесницу.
— На тридцать четвертом году моего царствования навсегда провозглашен мир с хеттами, — звонким голосом, поднявшимся до неба, заявил Фараон.
— Стелы посвятят этому браку, они будут поставлены в Карнаке, Пи-Рамзесе, Элефантине, Абу-Симбеле и во всех храмах Нубии. В городах и деревнях начнутся празднества, и на них будут пить вино из царских погребов. Начиная с этого дня, границы между Египтом и Хеттской империей открыты; пусть свободно передвигаются люди и ценности внутри обширного пространства, откуда навсегда будут изгнаны война и ненависть.
Мощный крик приветствовал заявление Рамзеса.
Помимо воли охваченный волнением Урхи-Тешшуб присоединил свой голос к возгласу всеобщего ликования народа.
Глава 34
Закрепленный на верхней оконечности двойной мачты и заканчивающийся на обшивке корабля льняной прямоугольный парус был надут северным ветром, и царский корабль быстро плыл против течения в направлении Фив. Капитан на носовой части часто проверял Нил с помощью длинного шеста. Он так хорошо знал течение и местоположение песчаных отмелей, что никакой ошибочный маневр не омрачил бы путешествие Рамзеса и Мат-Гор. Фараон сам поднял парус, в то время как его молодая жена отдыхала в каюте, украшенной цветами, а повар ощипывал утку для трапезы. Трое рулевых управляли веслом-рулем, снабженным двумя магическими глазами, указывающими правильное направление, матрос набирал воду из реки, ухватившись одной рукой за бортовое ограждение, ловкий, как обезьяна, юнга карабкался на верхушку мачты, чтобы смотреть вдаль и предупредить капитана о возможном присутствии стада гиппопотамов.
Экипаж с наслаждением выпил исключительное местное вино из виноградников Пи-Рамзеса двадцать второго года царствования, памятного года, в течение которого был подписан мирный договор с хеттами. Бесподобного качества вино хранилось в кувшинах из бежево-розовой терракоты с прямым носиком конической формы, который закрывала пробка, сделанная из глины и соломы. На боках — цветы лотоса и изображение божества, приобщившегося к великим таинствам, приземистого существа с короткими ногами, показывающего красный язык, чтобы выразить всемогущество Слова.
Когда Рамзес, насладившись бодрящим воздухом, витающим над рекой, вернулся в центральную каюту, Мат-Гор уже проснулась. Надушенная жасмином, с обнаженной грудью, одетая в короткую тунику, она была самим обольщением.
— Фараон — владыка излучения, — сказала она нежно, — падающая звезда, сопровождаемая следами огня, неукротимый бык с острыми рогами, крокодил среди вод, к которому нельзя приблизиться, сокол, хватающий свою добычу, божественный гриф, которого никто не может победить, раздражающая буря, пламя, прорезывающее густой мрак.
— Ты хорошо знаешь наши традиционные тексты, Мат-Гор.
— Египетская литература один из предметов, которые я изучала. Меня волнует все, что написано о Фараоне. Разве он не самый могущественный человек в мире?
— Значит, ты должна знать, что Фараон ненавидит лесть.
— Я говорю искренне. Не существует большего счастья, чем это мгновение. Я мечтала о вас, Рамзес, когда мой отец сражался с вами. Я была уверена, что только солнце Египта даст мне жизнь. Сегодня я знаю, что была права.
Молодая женщина прижалась к правой ноге Рамзеса, нежно обняв ее:
— Мне разве запрещено любить повелителя Двух Земель?
Любовь женщины… Рамзес уже давно о ней не думал. Нефертари была любовью, Красавица Изэт страстью, и это счастье принадлежало прошлому. Молодая хеттка пробуждала в нем желание, которое он считал угасшим. Искусно надушенная, предлагающая себя без истомы, она умела быть влекущей, не теряя своего благородства. Рамзес был взволнован ее дикой красотой и очарованием черных миндалевидных глаз. |