Было совершенно очевидно, что надо что-то делать, иначе все мы сойдем с ума. Мы уже перепробовали все традиционные средства – никакого прока. В отчаянии я упросил одного своего друга, который жил в нескольких сотнях миль отсюда, предпринять к нам специальную поездку. Он был способным разносторонним врачом-терапевтом, хирургом и психиатром в придачу. Он также немного говорил по-французски. Он и вправду был необычным малым и в то же время щедрым и дружелюбным. Я знал, что он, по крайней мере, даст мне хороший совет, если не сумеет справиться с данным случаем.

Итак, он приехал. Он осмотрел Морикана с ног до головы, а также изнутри и снаружи. После чего завел с ним разговор. Он больше не обращал внимания на кровоточащие раны и даже словом не обмолвился на сей счет. Он говорил о чем угодно, только не о чесотке. Как если бы полностью забыл, для чего его вызвали. Морикан все пытался напомнить ему о причине его визита, но моему другу удавалось направить его внимание в другую сторону. Наконец, выписав рецепт, оставленный перед носом Морикана, он собрался уезжать.

Я проводил его до машины, желая узнать, что же он на самом деле думает.

– Тут ничего не сделаешь, – сказал он. – Когда он перестанет думать о чесотке, она исчезнет.

– А пока?..

– Пусть принимает таблетки.

– Они действительно помогут?

– Это зависит от него. От них никакого вреда, равно как и никакой пользы. Если он не решит иначе.

Последовала тяжелая пауза. Вдруг он сказал:

– Хочешь, дам тебе честный совет?

– Конечно хочу, – сказал я.

– Тогда сбагри его с рук.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что слышал. Это все равно как если бы ты поселил у себя прокаженного.

Вероятно, у меня был крайне озадаченный вид.

– Все очень просто, – сказал мой друг. – Он не хочет выздоравливать. Сочувствие, внимание – вот чего он хочет. Он не мужчина, он дитя. Испорченное дитя.

Снова пауза.

– И не беспокойся, если он станет угрожать самоубийством, когда все остальное провалится. Он себя не убьет. Он слишком себя любит.

– Понимаю, – сказал я. – Вот, значит, как оно обстоит… Но, черт подери, что же мне ему сказать?

– Это на твое усмотрение, старина. – Он завел мотор.

– О’кей, – сказал я. – Может, мне и самому эти таблетки пригодятся. Во всяком случае, премного благодарен!

Морикан уже дожидался меня в засаде. Он попытался изучить рецепт, но ничего не разобрал – почерк был ужасный.

В нескольких словах я объяснил ему, что, по мнению моего друга, его недомогание психологическое.

– Это и дураку известно! – выпалил он. И на следующем выдохе: – Он действительно доктор?

– И довольно известный, – ответил я.

– Странно, – сказал Морикан. – Он говорил как имбецил.

– Да ну?

– Спрашивал, не занимаюсь ли я онанизмом.

– Et puis?..

– Нравятся ли мне женщины так же, как мужчины. Принимал ли я когда-нибудь наркотики. Верю ли я в эманацию. И так далее и тому подобное… C’est un fou!

На минуту или больше он от гнева потерял дар речи. Затем тоном абсолютно несчастного человека он пробормотал как бы самому себе:

– Mon Dieu, mon Dieu, qu’est-ce que je peux faire? Comme je suis seul, tout seul!

– Ничего-ничего, – промямлил я, – успокойтесь! Есть вещи похуже чесотки.