Через несколько дней после этого разговора возник еще один старый друг. Леон Шамрой. Как всегда, он был нагружен дарами. В основном – едой и выпивкой.

На этот раз Морикан еще шире прежнего распахнул свои соколиные зеницы.

– Потрясающе, – пробормотал он, оттянув меня в сторонку. – Миллионер, наверное?

– Нет, просто кинооператор, работающий на компанию «Фокс». Человек, которому присуждают всех «Оскаров». Жаль, вы не понимаете, что он говорит, – добавил я. – Во всей Америке больше никто не может сказать то, что говорит он, и выйти сухим из воды.

Тут в разговор вмешался Леон.

– О чем это вы там шепчетесь? – спросил он. – Кто этот малый – один из твоих монпарнасских друзей? Он говорит по-английски? Что он здесь делает? Бьюсь об заклад, доит тебя. Дай ему выпить! Ему скучно или грустно. Вот, дай ему попробовать одну из этих, – сказал Леон, выгребая целую горсть сигар из нагрудного кармана. – Всего доллар за штуку. Вдруг ему понравится?

Он кивнул Морикану, давая понять, что сигары для него. При этом он выбросил наполовину выкуренную гаванскую сигару, которой позволил погаснуть, и закурил новую. Сигары были чуть ли не в фут длиной и толстые, как семилетние гремучие змеи. У них был также прекрасный аромат. И по два доллара за такое было бы дешево, решил я.

– Объясни ему, что я не говорю по-французски, – сказал Леон слегка раздраженно, потому что Морикан выразил благодарность на своем велеречивом французском. Не закрывая рта, Леон вскрыл коробку, из которой вывалил радующие глаз сыры, салями и лососинку. И через плечо: – Скажи ему, что мы любим выпить и закусить. А языками потом почешем. Эй, где вино, которое я привез? Нет, погоди минутку. У меня в машине есть бутылка «Хейг энд Хейг». Отдадим ему. Бедный малый, клянусь, ни разу в жизни не принял стакана виски… Послушай, да что с ним такое? Он хоть умеет улыбаться?

Он продолжал фонтанировать в том же духе, открывая новые коробки, отрезая себе большой ломоть кукурузного хлеба, намазывая его вкуснейшим сладким маслом, накалывая оливку, пробуя анчоус, затем маринованные огурцы, немного этого, немного того, и одновременно извлекая коробку конфет для Вэл вместе с прекрасным платьем, ниткой бус и…

– А это для тебя, ублюдок! – И он швырнул мне жестянку дорогих сигарет. – У меня для тебя еще есть в машине. Между прочим, забыл спросить – как твои дела? Состояние еще не нажил? Ты и Буфано! Парочка сирот. Ты счастливчик, что у тебя есть такой друг, как я… который зарабатывает на жизнь, а?

Тем временем Лайлик сходил к машине и принес остальное. Мы открывали «Хейг энд Хейг», затем прекрасного качества бордо для Морикана (и для самих себя), оценивающе приглядывались к перно и шартрезу, которые он тоже привез. Воздух уже сгустился от дыма, пол был усыпан бумагой и бечевой.

– Душ у вас еще работает? – спросил Леон, расстегивая шелковую сорочку. – Мне, пожалуй, надо принять. Не спал тридцать шесть часов. Господи, как я рад, что вырвался на пару часиков! Между прочим, у тебя не найдется койки на ночь? Или на две. Хочу поболтать с тобой. Обсудим, как тебе действительно заработать деньжат. Не собираешься же ты быть нищим всю жизнь? Молчи! Знаю, что ты скажешь… Между прочим, где твои акварели? Тащи их! Ты меня знаешь. Могу купить с полдюжины, пока я здесь. Конечно, если они не барахло.

Неожиданно взгляд его упал на Морикана, который раскуривал черуту.

– Да что такое с этим парнем? – рявкнул он. – Зачем он сунул в рот этот вонючий мусор? Разве мы ему не дали хороших сигар?

Покраснев, Морикан объяснил, что отложил сигары на потом.