По его внешнему спокойствию нельзя было узнать, каких совместных усилий матери и слуги стоило отправить его на этот, как он сам продолжал называть его, возмутительный маскарад.

Фимбер и мистер Клент хорошо поработали. Мистер Клент, настоящий артист своего дела, соорудил мистеру Фэнкоту модную коринфскую стрижку, приняв без всяких дальнейших разговоров, что длина блестящих локонов его светлости объясняется длительным отсутствием в Лондоне. Битый час Фимбер показывал, как следует завязывать галстук на любимый манер его светлости. Он сказал, что этот фасон известен под французским названием «Тronе d'amour», что вызвало у раздраженного мистера Фэнкота едкое замечание, что этот стиль особенно уместен в данном случае. Мистер Фэнкот также протестовал против очень умеренного, хотя и сильно накрахмаленного воротничка, заявив, что его братец заделался ужасным денди. Но Фимбер, обращаясь с ним строго, но с большим терпением, описал с такими ужасающими подробностями высоту и твердость воротничков, требуемых последней модой, что тот уступил с благодарностью, что его не принуждают надевать эти «шоры». Он добавил, что если бы знал, что ему придется облачаться в такое одеяние, более подходящее для бала, чем для семейного обеда, то ни за что не дал бы маме себя уговорить. Леди Денвилл безуспешно внушала ему необходимость соблюдать крайнюю церемонность в обращении с пожилой леди, которая с неприязнью отнеслась бы к любому джентльмену, явившемуся на вечерний прием одетым неподобающим образом. Наконец Фимбер, рассудив, что пора положить конец пререканиям, решительно низвел его до положения школьника, сурово объявив, что достаточно всей этой ерунды, и он будет делать то, что ему скажут. В качестве решающего довода он добавил, что мистеру Кристоферу не стоит морочить ему голову насчет того, что он не привык быть при полном параде шесть дней из семи. Кроме того, ни он, ни миледи не желают слушать дальнейшие разговоры о том, чтобы идти пешком на Маунт-Стрит: мистер Кристофер поедет в карете, как обязывает его положение.

Итак, когда Кит, приехав с большой помпой на Маунт-Стрит, вошел в дом лорда Стейвли, он выглядел безукоризненно. Мало того, что на нем была рубашка с жабо, фрак, бриджи и шелковые чулки, что представляло собой модный костюм джентльмена, он еще нес под мышкой складную треуголку, а в кармане у него была одна из табакерок его брата, причем Фимбер всучил ему ее в последний момент, напомнив, что милорд слывет большим любителем нюхать табак.

Поручив треуголку неустанной заботе слуги, мистер Фэнкот поднялся по лестнице и вошел в гостиную вслед за дородным дворецким, который громко его представил.

С первого же мгновения он почувствовал, что его сверлят пятьдесят пар глаз. Впрочем, позже он обнаружил, что это было явным преувеличением. Хозяин дома, единственная персона, которую он узнал, беседовал, стоя в небольшой группе людей; он сделал шаг навстречу, чтобы приветствовать гостя, и то же самое сделали две дамы. Фэнкот понял, что его недостаточно проинструктировали: у него не было ни малейшего представления, которой из них он предложил свою руку и сердце. На какое-то мгновение он почувствовал, что пол уходит у него из-под ног; затем он увидел, что та, что повыше, роскошно одетая дама с искусно сделанной прической и бесспорно симпатичным лицом, была в интересном положении. Едва сдержав вздох облегчения, он поклонился ей с холодной уверенностью, которой вовсе не ощущал. Затем он повернулся к ее компаньонке, улыбаясь и поднося протянутую ему руку к губам. Он подумал, что Ивлин, будучи опытным кавалером, поступил бы так же, но поцеловав ей руку, он был озадачен новой проблемой: как, черт побери, он должен к ней обращаться? Звал Ивлин ее Кресси или до сих пор был с ней в официальных отношениях? До этого момента у него не было случая взглянуть на нее повнимательнее, однако у него создалось впечатление, что она держится слегка неловко: возможно, застенчива и безусловно сдержанна.