Возможно, Макдэниел имел полное право критиковать его. Ведь у Дельрея была превосходная сеть секретных сотрудников для отслеживания террористической и подрывной деятельности. Он регулярно с ними встречался и добивался от них эффективной работы, при этом утешал напуганных, раздавал «клинекс» виноватым, чтобы они вытерли заплаканные глаза, деньги — тем, кто доносами зарабатывал на жизнь, и ощутимые подзатыльники тем, кто, как говаривала бабушка Дельрея, начинал не по одежке протягивать ножки.

Однако во всей той информации, которую удалось собрать Дельрею о замыслах террористов, даже о самых незначительных, не было ничего о рахмановской «Справедливости для…» или проклятой дуге. В данном случае люди Макдэниела обнаружили угрозу, не отходя от своих компьютеров. Как беспилотные бомбардировщики на Среднем Востоке или в Афганистане, когда управляющие ими пилоты находятся где-нибудь неподалеку от супермаркета в Колорадо-Спрингс или Омахе…

Примерно в то же время, когда появился молодой Макдэниел, у Дельрея возникла еще одна неприятная мысль: а может быть, он действительно уже далеко не так профессионален, как когда-то?..

Но ведь Рахман мог быть где-то под самым носом у Дельрея. Члены группировки «Справедливость для…» могли изучать электротехнику где-нибудь в Бруклине или в Нью-Джерси точно так же, как в свое время те, кто совершил теракт одиннадцатого сентября, изучали летное дело.

И еще одно — последнее время, надо признать, Дельрей стал каким-то рассеянным. Причина коренилась в его «другой жизни» — так он ее называл, — его жизни с Сереной, которую Фред старался не подпускать к своей работе, примерно так же как огонь стараются держать вдали от бензина. Теперь же она сделалась во много раз важнее — Фред Дельрей стал отцом. У них с Сереной год назад родился мальчик. Они обсуждали все вопросы, связанные с переменами в их семейном статусе, еще до рождения ребенка, и Серена решительно заявила, что это никак не должно отразиться на работе Фреда, он ни в коем случае не должен ее менять. Даже если она и подразумевала в дальнейшем участие в смертельно опасных операциях. Серена понимала, что работа имеет для него такое же огромное личностное значение, как для нее танцы. И возможно, в конечном итоге переход на чисто бюрократическую должность в психологическом отношении мог оказаться для него гораздо более опасным.

А вдруг роль отца влияла на выполнение им его профессиональных обязанностей? Дельрей постоянно с нетерпением ждал момента, когда он поведет Престона в парк или в магазин, будет его кормить или читать ему. (Серена частенько заходила в детскую и, смеясь, легким движением вынимала из рук Дельрея экзистенциалистское творение Кьеркегора «Страх и трепет», заменяя его старой доброй детской книжкой «Доброй ночи, луна». Дельрей не понимал, что даже в таком раннем возрасте слова имеют значение.)

Поезд метро остановился на «Гринвич-Виллидж», и пассажиры начали заполнять вагон.

Инстинкт оперативника мгновенно отметил четверых вошедших: двоих классических карманников; парня, у которого с собой был нож или опасная открывашка, и молодого потного бизнесмена, с такой силой прижимавшего руку к карману, что если бы там была банка с кока-колой, он наверняка бы ее раздавил.

Улицы… Как же Фред Дельрей любил работу на улицах.

Но эти четверо не имели никакого отношения к его работе, и он быстро о них забыл, вновь вернувшись к болезненной для него теме. «Ну да, Фред, — говорил он себе, — ты облажался: упустил Рахмана и „Справедливость для…“. Однако жертвы и разрушения в целом незначительные». Макдэниел был снисходителен и пока не собирался делать из Дельрея козла отпущения. Пока… А ведь кто-нибудь другой на его месте так бы и поступил, совершенно не задумываясь.

И все же у Фреда был шанс найти какую-нибудь нить, которая бы вывела его на этого негодяя, и предотвратить очередное жуткое преступление.