— Не на службе ли у сеньора Шони тебя так разделали?!

— Нет. Это на меня напали разбойники. Остальное доделал огонь. Пей вино, оно хорошее.

Некоторое время оба молча пили в душной таверне, где сумерки становились все гуще.

Какой-то монах в разодранной рясе, через которую были видны его худые ноги, взобрался, громко крича, на стол.

— Эй, проклятые, ваши грехи рассердили Божественного сына Марии… Раскайтесь!.. Тьма приближается… небесный огонь падет на вас… На колени!.. Взовем к Божьей Матери, чтобы она заступилась за нас перед Господом, воплощенным в человека. Женщина, избранная среди всех других женщин, взгляни на нас, грешных!.. Каждый день мы оскорбляем твое целомудрие своим мерзким блудом! Каждый день вонь нашего соития оскверняет твое чистое обоняние! О, девственная Мать, мы просим тебя, умоли своего Сына отвратить от нас гнев свой… Да простит он преступления несчастных людей, которых Всевышний создал по образу своему и подобию… На колени же, братья мои! Раскайтесь, иначе вы все погибнете!

Женщины повиновались в числе первых. Их примеру последовали и мужчины. Только Оливье и Филипп не сдвинулись с места.

Монах удовлетворенно оглядел коленопреклоненных. Вдруг в полумраке он увидел обоих приятелей.

— Эй, а вы что же, глухи к Божьему слову?!

— Я слышу только твои слова, монах. Божья речь приятна и сладка для слуха, от твоей же речи несет винищем.

— Ты осмеливаешься оскорблять служителя Бога?! Опасайся в таком разе его мщения!

— Я боюсь одной только глупости. Ты понял, приятель?

— На помощь, братья мои! Бейте этих богохульников! Проучим же пособников сатаны!

— Уходите, — сказала служанка, — это злой монах, он сделает так, что вас убьют…

И, действительно, около десятка человек с угрожающими лицами встали и, расталкивая стоявших на коленях, попытались добраться до двух бунтовщиков.

— У меня нет оружия, дай мне твой кинжал… — попросил Оливье.

Недолго поколебавшись, Филипп протянул ему подаренный Анной накануне отъезда кинжал.

— Быстро иди туда, там сзади есть дверь… — сказал Оливье.

Держа меч в руке, Филипп, пятясь, вышел.

— Глядите, они удирают от нас!.. — крикнул кто-то из преследователей.

Оливье рванул к королевскому дворцу, полагая, что его товарищ следует за ним. Пока он бежал, ветер развевал плащ, открывая его нагое тело. На пути не встретилось никого, могущего сказать ему об этом: гроза вынудила парижан разбежаться по домам.

— Держись, друг, мы скоро будем в безопасности! — крикнул, обернувшись, Оливье.

Однако Порезанного нигде поблизости не было. Вдруг послышались крики, звон оружия. Оливье повернул назад. Порезанный дрался с пятерыми. Вот двое оказались на земле, их кровь смешалась с дождем. Филипп внезапно бросился еще на одного из нападавших и перерезал ему горло. Оливье удивился той легкости, с какой, оказывается, можно убить человека. Для него это было впервые. Перед простотой он испытал сильнейшее удивление.

Филипп пронзил мечом одного из двух оставшихся в живых. Видя всю эту бойню, последний спасся бегством. За ним последовал монах, подстрекавший к драке.

— Я вас все равно разыщу, проклятые! — пообещал им вдогонку Филипп.

Ночь поглотила бежавших.

— Спасибо, что пришел мне на помощь, — обратился он к Оливье.

— О чем речь… Прости, что не сразу пришел помочь.