* * *

 Но мужества во мне теперь больше. О, гораздо больше, чем в 21-м году. И если б не нездоровье, я бы тверже смотрел в свое туманное черное будущее.

 * * *

 От Коли нет письма. С Киевом запустил переписку безнадежно.

 27-го октября. Суббота. Вечер.

 Вечером разлилось зарево, Я был в это время в Староконюшенном переулке. Народ выскакивал, смотрел. Оказалось - горит Выставка.

 После Староконюшенного, от доктора, забежал на Пречистенку. Разговоры обычные, но уже с большим оттенком ярости и надежды. В душе - сумбур. Был неприятно взволнован тем, что, как мне показалось, доктор принял меня сухо. Взволнован и тем, что доктор нашел у меня улучшение процесса. Помоги мне, Господи.

 * * *

 Сейчас смотрел у Семы гарнитур мебели, будуарный, за очень низкую плату - 6 червонцев. Решили с Тасей купить, если согласятся отсрочить платеж до следующей недели. Завтра это выяснится, иду на риск - на следующей неделе в "Недрах" должны уплатить за "Дьяволиаду".

 29-го октября. Понедельник. Ночь.

 Сегодня впервые затопили. Я весь вечер потратил на замазывание окон. Первая топка ознаменовалась тем, что знаменитая Аннушка оставила на ночь

 окно в кухне настежь открытым. Я положительно не знаю, что делать со

 сволочью, что населяет эту квартиру.

 У меня в связи с болезнью тяжелое нервное расстройство, и такие вещи выводят меня из себя. Новая мебель со вчерашнего дня у меня в комнате.

 Чтобы в срок уплатить, взял взаймы у Мо(залевского) 5 червонцев.

 Сегодня вечером были Л(идин), Ст(онов) и Гайд(овский), приглашали сотрудничать в журнале "Город и деревня". Потом Андр(ей). Он читал мою "Дьяволиаду". Говорил, что у меня новый жанр и редкая стремительная фабула.

 * * *

 На Выставке горел только павильон Моссельпрома и быстро был потушен.

 Понятно, что это несомненный поджог.

 6-го ноября (24-го октября). Вторник. Вечер.

 Недавно ушел от меня Коля Г(ладыревский). Он лечит меня. После его ухода я прочел плохо, написанную, бездарную книгу Мих. Чехова о его великом брате.

 Я читаю мастерскую книгу Горького "Мои университеты".

 Теперь я полон размышления {так в тексте}и ясно как-то стал понимать

 - нужно мне бросить смеяться. Кроме того - в литературе вся моя жизнь. Ни

 к какой медицине я никогда больше не вернусь.

 Несимпатичен мне Горький как человек, но какой это огромный, сильный писатель и какие стр(ашные) и важные вещи говорит он о писателе.

 Сегодня, часов около пяти, я был у Лежнева, и он сообщил мне две важные вещи: во-первых, о том, что мой рассказ "Псалом" (в "Накануне") великолепен,

 как миниатюра ("я бы его напечатал"), и 2-е, что "Нак(ануне)" всеми пре(зи)раемо

 и ненавидимо. Это меня не страшит. Страшат меня мои 32 года и брошенные на медицину годы, болезнь и слабость. У меня за ухом дурацкая опухоль (...), уже 2 раза опер(ирован)ная. Боюсь, что (...) слепая болезнь прервет мою работу. Если не прервет, я сделаю лучше, чем "Псалом".

 * * *

 Я буду учиться теперь. Не может быть, чтобы голос, тревожащий сейчас меня, не

 был вещим. Не может быть. Ничем иным я быть не могу, я могу быть одним - писателем.

 Посмотрим же и будем учиться, будем молчать.

 * * *

 1924-й год

 8-го января.

 Сегодня в газетах бюллетень о состоянии здоровья Л. Д. Троцкого. Начинается словами: "Л. Д. Троцкий 5-го ноября прошлого года болел...", кончается: "Отпуск с полным освобождением от всяких обязанностей, на срок

 не менее 2-х месяцев".