– Какие татуировки? – Таня взглянула на потолок мутными глазами. – Не было у него никаких татуировок. А шрамы были на левой руке, да, на предплечье…

– Там кожа содрана с мясом… Ну, если других особых примет нет, то опознавать нечего, – ответил санитар. – Там просто тело, много содранной кожи, кости сломаны на руке, открытый перелом…

– Вы прекратите когда-нибудь языком мести или нет? – прорычал сзади Павел Костяков.

Помещение было просторным и холодным. На четырёх металлических каталках лежали голые тела. В приглушённом синеватом свете фонаря, тихонько гудевшем в дальнем углу, трупы выглядели неестественно белыми. В воздухе плавала безжизненность и расплывчатое эхо.

– Сюда проходите, – послышался чей-то голос.

Таня увидела шагнувшего из-под синего фонаря худого человека в мятом зелёном халате. Она почувствовала, как Павел взял её за локоть.

– Вот…

Громко, почти как выстрел, щёлкнул выключатель, и над ближайшей к Тане каталкой ослепительно зажглась лампа, висевшая очень низко.

– Смотрите…

То, что должно было быть Юрием Полётовым, напоминало манекен с вывернутыми плечами, вздувшейся шеей, оторванной челюстью и рыхлой кроваво-чёрной массой вместо лица. В ярком жёлтом свете особенно страшными показались Тане не рваные раны, а отёкшие коленные суставы, какие-то ненастоящие, надутые, зыбкие, как наполненные водой резиновые шарики.

Таня сразу отвернулась, почувствовав удушье.

– Не могу…

– Присядь. – Павел поддержал её обеими руками и рявкнул в сторону санитара: – Дайте стул! Быстро!

– Не могу, – повторила едва слышно Таня. – Этого не может быть… Это не он, это не он…

– Не он? – спросил санитар. – Стало быть, не признаёте своего?

– Идиот, – прошептал Павел, – что тут опознавать?

– Может, какие родинки? – уточнил санитар деловым тоном. – Вот его одежда, документы…

– Покажите, – шевельнула губами Таня.

Костюм принадлежал Юрию Полётову, пиджак и рубашка были пропитаны кровью. Таня с первого взгляда узнала часы, башмаки, носки, трусы… Вчера она стирала эти трусы с охапкой прочего белья в машинке…

Представив, как врачи раздевали мёртвого Юрия, она вскрикнула, взмахнула руками, будто пытаясь ухватить нечто невидимое в воздухе перед собой, и потеряла сознание.

Очнулась она в кабинете врача.

– Я взял его документы, – склонился над ней Павел.

– Чьи документы? – не поняла Таня.

– Юркины. Там паспорт, водительские права.

– Паша, я не верю. Это не он…

Она то и дело повторяла эти слова, пока Павел вёз её домой. Повторяла спокойно, без истерики, словно хотела убедить Костякова в том, что они только что были свидетелями жестокой мистификации.

Жёлтый свет фар выхватывал из тьмы бесконечный рой кишащих снежинок. Снежинки метались, как живые существа, бились о лобовое стекло, прилипали к нему и через секунду сметались снегоочистителями. Машина ехала медленно. Павел изредка поглядывал на Таню.

– Послушай, может, ты к нам рванёшь? Не стоило бы тебе одной сегодня оставаться.

– А завтра? А послезавтра? Тоже к вам? – Таня глубоко вздохнула. – Нет, Паша, у меня есть дом, Юркин дом.

– Если хочешь, я побуду у тебя до утра? – неуверенно предложил Павел уже у дверей квартиры.