Алексий посмотрел на охваченную ужасом Наталью, и кровь отхлынула от его лица.

— Боже правый! — прошептал он. Казалось, Алексий внезапно состарился. — Боже правый!

— Как? — энергично вмешалась Зита. — Как Наталья могла знать этого негодяя?

Наступила тишина. Катерина не спускала глаз с сестры. Наконец, поняв, в какое ужасное положение она поставила отца, Наталья сказала дрожащим голосом:

— Он учился в Белграде, мама. Я встретилась с ним в Консерватории и…

— Ты видела, как он стрелял в эрцгерцога? — резко прервал ее отец. — Ты его узнала?

Она кивнула:

— Да, я…

— Ни слова больше! — Алексий с ужасом осознал, какие последствия возможны для его жены и дочерей, но тут же снова взял себя в руки. — Ни слова больше, пока есть хоть малейшая вероятность того, что нас могут подслушать. Я уже распорядился, чтобы наш багаж погрузили в автомобиль. Никаких разговоров на эту тему, пока мы не окажемся в безопасности в Сербии.

Понятно?

* * *

Они покинули отель фактически незамеченными. Поезд Василовичей, готовый отправиться уже час назад, стоял под парами на вокзале Илидцы со спущенными шторками на окнах.

До тех пор пока они не пересекли границу и не оказались в Сербии, Алексий не касался волнующей всех темы. И вот теперь, сидя в салон-вагоне, он обратился к Наталье:

— Расскажи все, что ты знаешь о Гаврило Принципе, и все до мельчайших подробностей о твоем знакомстве с ним.

Наталья сложила руки на коленях.

— Я познакомилась с Гаврило и Неджелко в Консерватории, — начала она с несчастным видом.

— С Неджелко? — Алексий думал, что уже пережил все потрясения, однако оказалось, что это еще не конец ожидавших его ударов. — С Неджелко Кабриновичем?

Наталья кивнула, и Зита, застонав, прикрыла лицо руками.

— Они мне понравились, — продолжила Наталья с искренним простодушием. — Они с таким воодушевлением говорили о борьбе за объединение южных славян и…

— Они обыкновенные террористы! — воскликнул Алексий. — Подрывные элементы! Подонки!

Лицо Натальи сделалось непроницаемым. Несмотря на случившееся, она не считала своих друзей подонками. Она напряглась, подыскивая подходящие слова, чтобы правильнее их описать.

— Гаврило и Неджелко идеалисты, папа Они образованные люди. — Затем она вспомнила, что Неджелко не был студентом, а работал в типографии. — По крайней мере Гаврило и Трифко студенты и…

— Трифко?

У Натальи внутри все сжалось. Неужели она сказала больше, чем следует? Поможет ли разговор с отцом ее друзьям или им будет от этого еще хуже? Но после кровавого преступления, которое они совершили, надо ли им помогать? Она не знала. У нее ужасно разболелась голова, и она чувствовала себя совсем разбитой.

— Гаврило и Трифко дружат с самого детства. Они одного возраста и…

— И оба боснийцы? Граждане Австро-Венгрии?

Наталья вспомнила, как ее друзья всегда говорили о себе, и сказала с прежней пылкостью:

— Формально они граждане Австро-Венгрии, но они славяне и преданы делу объединения всех южных славян в единое государство.

Зная теперь, откуда у Натальи такая страсть к объединению славян, Алексий мрачно спросил:

— Вы встречались только в Консерватории или, может быть, где-то еще?

— В «Золотом осетре», — неохотно призналась Наталья.