Серый рассвет начал просачиваться на небо еще до того, как она погрузилась в тревожный сон, заполненный странными незнакомыми персонажами. Когда Флора проснулась, был уже день, все такой же темный и серый, но бесконечная ночь осталась позади. Она открыла глаза, радуясь холодному свету, и увидела стоящего у кровати Энтони.

Он выглядел усталым, небритым и невыспавшимся. Густая шевелюра торчала в разные стороны. В руках он держал две дымящиеся чашки.

— Доброе утро, — сказал он.

Флора, с трудом приходя в себя после сна, машинально потянулась за часами.

— Пол-одиннадцатого. Я принес тебе кофе.

— Спасибо.

Она потянулась, поморгала и села, опираясь на подушки. Энтони вручил ей чашку. Флора обхватила ее руками и зевнула.

Энтони накинул ей на плечи халат, включил камин и присел на край кровати.

— Как ты себя чувствуешь?

— Ужасно, — сказала Флора.

— Выпей кофе, сразу станет легче.

Она послушалась; кофе был обжигающе горячим и крепким.

— Все уже встали? — спросила она, сделав несколько глотков.

— Джейсон еще спит и вряд ли проснется до обеда, Изабель вот уже час на ногах, а миссис Уотти и ее муж, по-моему, вообще не ложились. Во всяком случае, они с восьми утра наводят порядок, и когда ты спустишься вниз, скорее всего, не увидишь никаких следов вчерашней вечеринки.

— Надо было встать пораньше и помочь им.

— Я бы и сейчас не стал тебя будить, но тебе пришло письмо. — Он сунул руку в карман вельветовых брюк и вынул конверт.

Флора увидела почерк отца и корнуолльский почтовый штамп. Письмо было адресовано мисс Розе Шустер. Она отставила чашку с кофе.

— Это от моего отца.

— Я так и подумал. Ты ему написала?

— Да. В прошлое воскресенье. После того как ты уехал в Эдинбург. — Она виновато посмотрела на Энтони и попыталась объяснить. — Понимаешь, мне надо было рассказать все кому-то. Ты заставил меня дать обещание, что я никому ничего не скажу. Но я решила, что отец не в счет, потому что он далеко. И написала ему.

— Надо же, какая страсть к исповеди! Ты ему все рассказала?

— Да.

— Вряд ли твое письмо его обрадовало.

— Вряд ли, — со вздохом согласилась Флора и начала вскрывать конверт.

— Мне уйти? — спросил Энтони.

— Нет, лучше останься. Мне будет спокойнее.

Она осторожно развернула письмо и увидела строчку: «Моя дорогая Флора».

— Ну, если я все еще «дорогая Флора», то он не очень рассердился.

— А ты боялась, что он рассердится?

— Не знаю. Когда я писала, я об этом не думала.

Она начала читать.

«Сил-коттедж

Лэньон

Лендс-Энд

Корнуолл

Моя дорогая Флора!

Я уже надписал конверт для этого письма так, как ты просила. Он лежит передо мной как доказательство того, что все тайное становится явным рано или поздно. Ложь вырывается из-под контроля и начинает распространяться, подобно заразной болезни, принося несчастье безвинным людям.

Хорошо, что ты написала мне. Твое письмо требует некоторого осмысления, но, раз ты с нетерпением ждешь ответа, постараюсь изложить свои мысли кратко.

Во-первых, о Розе. Вероятность вашей встречи была так мала, что я искренне надеялся, что этого не случится. Мой долг признаться тебе во всем.

Мы с твоей матерью решили расстаться, не прожив вместе и года. Мы расстались бы и раньше, но она была беременна, поэтому мы продолжали некоторое время жить вместе.