ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Деметрис был рассержен. Нелепо, но это так. К тому же у него нет права сердиться.

Он знал, что прошедшая ночь не повторится и, проснувшись, он никогда больше не утратит контроля над собой. Однако сознание этого не облегчало чувство жаркого гнева, который внезапно вспыхнул в нем.

То, что он еще способен иметь какие-то чувства, поразило его.

— Как ребра? — отрывисто спросил он. Ему не следует сидеть здесь обнаженным. Он должен преодолеть желание, которое до сих пор терзает его. Ему нельзя даже думать о том, чтобы сорвать с тела Шанталь эту мокрую одежду и прижаться губами к теплой коже.

Невозможно забыть, что он чувствовал, когда она была под ним. Он готов снова овладеть ею, гладить ее груди, живот, бедра, чувствовать, как она стонет от удовольствия.

— Прекрасно, — коротко ответила Шанталь, крепко сжимая в руке белье.

Деметрис почувствовал, что его губы кривятся в свирепой улыбке. Ночью Шанталь была сломлена… но утром явно вспомнила, кто она и кто он. Принцесса Шанталь Мари Тибоде, урожденная принцесса Шанталь Мари Дюкасс, вероятно, самая красивая, самая известная принцесса в мире. Никого не фотографировали столько, сколько ее. Ни у кого не было более царственного вида.

И она сохраняет его даже сейчас, хотя длинные темные волосы разметались у нее по плечам, а стройное тело облегает мокрая одежда.

— Потрудитесь отвернуться, пожалуйста, — ледяным тоном произнесла она, указывая ему пальцем.

Деметрис скрипнул зубами. Неужели она искренне полагает, что он ничего не видел? Что он не запомнил каждый изгиб ее тела, каждую ямку и впадинку?

Но она устремила на него повелительный взгляд, и, раздраженно вздохнув, он встал.

Сердце у Шанталь затрепетало и едва не выскочило из груди, когда Деметрис медленно поднялся на ноги.

Как она могла с таким пылом упасть в его объятия?

Он огромен. Мускулист. Арман был типичным аристократом — среднего роста, гибкий, стройный. У него были руки как у пианиста — узкие запястья, длинные, тонкие пальцы. Деметрис Мантеакис совсем не похож на него. У него крепкое тело, широкие плечи и грудь, мускулистые ноги. Грудь поросла темными волосами, треугольником сбегающими к плоскому животу и ниже. Я — мужчина с ног до головы, кричит его сильное тело.

Деметрис повернулся к ней спиной; она с трудом сняла блузку и, тихо постанывая, попыталась застегнуть бюстгальтер. При каждом подъеме руки ее пронизывала острая боль. Смахивая ресницами слезы, Шанталь сделала вторую попытку.

— Достаточно, — проворчал Деметрис и, повернувшись к ней, ловко застегнул крючок. — Нелепо, что ты не позволяешь мне помочь тебе.

— Мне не нужна твоя помощь.

— Она никуда не годится, не так ли? — Деметрис наклонился и, подняв блузку, протянул ее Шанталь.

— Ты не должен… — Она умолкла, и, закусив губу, удержалась от упреков. Нельзя винить его. Она сама позволила, чтобы это случилось.

Хуже того, она хотела, чтобы это произошло.

Деметрис застегнул ей блузку и даже заправил ее в юбку. Шанталь бросало в жар каждый раз, когда его пальцы прикасались к ее коже.

— Благодарю, — чопорно сказала Шанталь, когда он закончил и отступил на шаг. И она упрекнула себя за холодность, хотя на самом деле все в ней горит. Она должна забыть. Вычеркнуть из памяти, как, вонзив ногти в плечи Деметриса, содрогалась от наслаждения и едва не потеряла сознание, когда он прильнул жадными губами к ее соску.

Откуда некоторые мужчины знают, что именно надо делать? Почему Арман при всем его опыте ни разу не доставил ей удовольствия? Как произошло, что ночь, которую она провела в объятиях Деметриса, лежа на песке, оказалась самой сексуальной, самой чувственной в ее жизни?

— А трусики? — лениво протянул он.