– Почему ты назвала меня так?

— Как, ловкач? Да ведь это – только выражение.

Это было некое небрежное выражение привязанности для Берни и еще нескольких ветеранов в госпитале.

– Я не говорила этого тебе прежде и ты никогда…

— Откуда ты его знаешь? – Было в ней кое-что, некие странные сами по себе выражения, которые сбивали его с толку. Ему не нравилось внутренне осознание того, что она ограждает частичку себя от него, даже сейчас, когда находится в его объятиях. Иногда он даже чувствовал всю остроту ее страха, но никак не мог понять, кого или чего она боится. Быть может его?

— Я с…слышала это в Виргинии, — она заикалась, проклиная себя за то, что она такая неумелая лгунья. – Я никогда больше тебя так не назову, если тебе не нравится.

— Мне не нравится.

Она смотрела на него, перепуганная еле заметной насмешкой, что коснулась его губ.

— Я сожалею, — пробормотала она и сделала попытку подняться. Он резко одернул ее назад, на ступень, его руки обвились вокруг ее талии. Их глаза встретились с электрически заряженной вспышкой. Адди ощущала его напряжение, но не могла понять его. – В чем дело?

Он выглядел достаточно сердитым, чтобы встряхнуть ее. Его рука легла позади ее шеи и он удержал ее голову крепким поцелуем. Адди извивалась, протестуя от его грубости и упираясь кулачками в попытке оттолкнуть его. Его грудь была тверда, как кирпичная стена, тем самым отвергая все попытки оттеснить его. Сильная рука, сжимающая ее затылок, повергала ее в беспомощность, и Бен удерживал хватку до тех пор, пока она не подчинилась со слабым, сердитым звуком. Поцелуй представлял собой не что иное, как соревнование характеров. Что совершенно бесполезно в борьбе с ним.

Его язык требовал доступа внутрь, и Адди сжав руки в кулачки, стояла негнущимся телом в его руках. Зверские, высокомерные скоты-мужчины думали, что сила является лучшим средством решить все, что угодно. И как смеет он проделывать с ней такое, после всего, о чем они говорили ранее! После того, как унизительный поцелуй закончился, он поднял голову и впился в нее взглядом, сердитый, возбужденный и… неудовлетворенный.

— Что ты пытаешься сделать? – спросила Адди холодно, осторожно касаясь языком своих опухших губ в осторожном исследовании. – Ты…Ты… — она пыталась вспомнить слово, которое привык использовать Рассел. — …сукин сын! Ты сделал мне больно!

В его взгляде не было ни капли сожаления по этому поводу.

– Тогда мы в расчете.

— К черту в расчете! Что я сказала или сделала, чтобы ранить тебя?

— Это то, что ты не сказала, Адди. Это то, чего ты не сделала, – и, прежде чем она успела обдумать это, он поцеловал ее снова. Рассердившись, она запустила руки в волосы у него на затылке и с силой тянула до тех пор, пока он не отстранился.

— Катись ко всем чертям! – пробормотал он, сверкая глазами. – Я не хотел любить тебя. Я знал, что ты сведешь меня с ума. Будешь пытаться держать меня на расстоянии. И будь я проклят, если позволю тебе! Я буду изводить тебя издалека, пока не окажусь внутри тебя, и буду держаться крепко, независимо от того, как усердно ты будешь пытаться от меня избавиться.

И, не обращая внимания на ее хватку в его волосах, он накинулся своим ртом на ее. И на этот раз она уже была не в силах отогнать тот жар, что разливался по ее телу. Она разжала ладонь, высвобождая его волосы, и ее руки, дрожа, опустились на его плечи. Было невозможно игнорировать теплоту его будто стального, мускулистого тела, неровные удары сердца. Она водила руками по его спине, а ее грудь упиралась в его. Своей нежностью она была под стать его грубости, свободно предлагая то, что он стремился взять, покорно встречая его неистовство.