– Отчасти, – задумчиво проговорила Адди. – Ты думаешь, что страсть это плохо, да?

– В некотором роде, да. Она ослепляет людей, и они не видят того, что на самом деле у них на сердце. Они гораздо больше прислушиваются к страсти, чем к разуму, а это плохо. Это пустая эмоция.

Адди была совсем не согласна, но держала язык за зубами и не спорила. Молча, Мэй снова повернулась к шкафу и достала платье, которое искала.

– Вот оно, Аделина. – Она положила его на кровать, и Адди подошла посмотреть.

– Это самое красивое платье, которое я когда-либо видела, – сказала она, благоговейно касаясь ткани. Бирюзовое платье переливалось и сияло в свете дня. Оно имело сердцеобразный вырез, рукава по локоть, отделанные кружевом, и искусно задрапированную юбку, украшенную вставками из газа и искусственными розами. Она не могла дождаться, когда примерит его.

– Если тебе нравится, то оно твое.

– Я влюбилась в него, – оживленно воскликнула Адди, и они обе хихикнули, когда она подняла его и пошла к зеркалу, приложив платье к себе.

– Ты будешь прекрасна в нем, с твоими медовыми волосами и этими чудесными карими глазами, – заметила Мэй, ее лицо сияло от удовольствия.

– Почему ты выглядишь такой счастливой? – со смехом спросила Адди. – Ведь это я надену платье.

Мэй подошла к ней и быстро обняла ее сзади.

– Я твоя мама. Я всегда счастлива, когда счастлива ты, милая. Разве я не говорила тебе этого раньше?

Странное чувство испытала Адди, когда увидела отражение их лиц в зеркале. На долю секунды она увидела маленького ребенка, позирующего перед тем же самым зеркалом в пышном платье, взятом из шкафа Мэй, но потом видение исчезло, оставляя ее дрожащей и потрясенной.

– Да, говорила, – прошептала она.

– Аделина, что случилось?

Адди медленно повернулась к ней, и что-то внутри нее встало на свое место, как недостающий кусочек мозаики. Внезапно Мэй стала ей такой знакомой, в отличие от того, что было раньше. Адди была ошеломлена близостью этого лица, приливом любви, который в один момент охватил ее сердце. Вид обеспокоенного лица Мэй вызвал другое видение, более ясное, чем первое. Адди увидела себя маленькой девочкой, рыдающей и страдающей от сознания своей вины, умоляющей Мэй простить ее.

Мама, мне жаль. Мне так жаль…

– Я просто вспомнила кое-что, – хрипло проговорила Адди, ее взгляд стал отсутствующим. – Давным-давно я взяла у тебя кое-что без разрешения. Золотой браслет, да? И…я потеряла его, да?

– Это все в прошлом.

– Но это было, – настаивала Адди.

– Да, но теперь это не имеет значения.

Но это было.

Воспоминания об этом было достаточно, чтобы заставить Адди поверить. Мэй – моя мать. Я знаю это она. У Адди защипали глаза, и она яростно вытерла их. Ее горло болело, когда она попыталась заговорить. Я столько лет хотела … никогда даже не надеялась…не смела надеяться.

Мэй протянула руки и раскрыла свои объятия, ее лицо омрачилось от беспокойства.

– Что? Что случилось?

Адди положила голову на ее мягкое плечо, дрожа от переполнявших ее эмоций.

– Ничего. Совсем ничего, мама.

* * * * *

Все пространство вокруг дома Фанинсов роилось людьми, животными, повозками. Дом больше походил на гостиницу, чем дом, пусть даже и достаточно большой, чтобы разместить бесчисленных гостей и посетителей. Свадьба должна была состояться завтра утром, после барбекю сегодня днем и вечеринки вечером, дальше гостей ждали танцы и еще два дня празднеств.