В январе собрался парламент, чтобы заняться повседневными делами; в основном речь шла о поддержании законности и порядка и отправлении правосудия. В марте бывшая королева наконец-то согласилась покинуть свое убежище и вместе с дочерями заняла отведенные им апартаменты во дворце. Ричард простил ей все заговоры и интриги, назначил щедрое содержание, хорошо обращался с её девочками, пообещав, когда придет время, подыскать им достойных женихов и дать богатое приданое. Незаконнорожденные принцы были отправлены в Шерифф-Хаттон ко двору их кузена Линкольна, где они должны были воспитываться, как это пристало детям короля; им надлежало пройти весь тот путь, который мальчишкой проделал в Миддлхэме сам Ричард. Принцы должны были жить в обществе сына Кларенса, Уорвика, их кузена Линкольна, а также молодого Джона Глостера, внебрачного сына короля; этот юноша появился на свет еще тогда, когда Ричард не был женат на Анне. Шерифф-Хаттон был приятным местом со здоровым климатом, где отпрыски знатнейших людей страны могли вырасти крепкими и сильными, научиться обращаться с оружием, танцевать, вести приятные беседы, ухаживать за дамами и вообще стать истинными лордами.

И именно тогда, когда все казалось таким безоблачным, на короля обрушился страшный удар судьбы. В первых числах апреля через Йорк промчался гонец; он вез государю ужасную весть из Миддлхэма. принц Уэльский скончался. Гонец нашел короля и королеву в Ноттингеме, куда они перебрались на лето со своим двором, намереваясь затем двинуться дальше на север, чтобы навестить своего сына и новый двор в Шерифф-Хаттоне.

– Это было ужасно, – рассказывал позже об этом дне Том. – Меня не было, когда пришло скорбное известие, но как только я услышал о нем, тут же бросился в личные, апартаменты короля и королевы, хотя был в те часы свободен от службы. Придворные стояли группками, потрясенно и беспомощно глядя друг на друга и не зная, что делать; и повсюду царила гробовая тишина. Государыня стояла на коленях на полу, обхватив себя руками за плечи, раскачивалась взад-вперед, словно от нестерпимой боли, и страшно кричала – будто раненый зверь. Не плакала, а именно кричала. Это был её единственный ребенок, и у неё уже не могло быть других детей.

А потом вошел король. Я не посмел взглянуть ему в лицо. Он опустился на колени рядом с женой, обнял её и держал так, пока у него на шее не вздулись вены. Он не издал ни звука... А потом королева начала пронзительно вопить. – Том замолчал, глаза его затуманились при воспоминании об этой кошмарной сцене.

– Она чуть не сошла с ума от горя. Говорили, что мальчик болел совсем недолго и умер от заворота кишок, а одна из фрейлин её Величества потом рассказывала мне, что королеве незадолго до этого снилось, как её сын кричит от боли и зовет мать и отца. Он скончался девятого апреля; того же числа умер и король Эдуард. Государь ушел в свои покои и заперся там на целую неделю, не общаясь ни с кем, и все это время тишину в их апартаментах нарушал лишь непрестанный плач королевы; под конец ты его уже вроде бы и не слышал, он делался просто частью тебя самого, и ты ощущал его всем телом – как шум ветра, завывающего зимними ночами под крышей дома.

В конце месяца король и королева вместе с ближайшими придворными уехали на север на похороны принца Уэльского, а потом – в Миддлхэм, чтобы немного прийти в себя, и вот тут-то Том и получил отпуск, чтобы навестить родных в «Имении Морлэндов».

– И как королева оправляется от потрясения? – спросила сына Дэйзи.