– Хорошо, – ответил Бекстрём и добавил несколько туманно: – Я полагаю, все может стать по-настоящему хорошо, в будущем. – «Хотя ты и представить не можешь, с какой стороны».

– Вся в отца, – сказал Рогерссон с нотками гордости в голосе и сделал пару больших глотков.

– Хотя вы не особенно похожи, – заметил Бекстрём. «Этому уродливому идиоту стоит обзавестись зеркалом».

– У нее такая же голова, как у меня. – Рогерссон в качестве уточнения постучал себя по правому виску. – Девчонка не глупей нас с тобой, Бекстрём. У моей малышки Йенни настоящие полицейские мозги. Знаешь, она взяла мою фамилию, когда поступала в школу полиции?

– Да, мне помнится, ты говорил об этом. – Бекстрём кивнул в знак подтверждения своих слов.

– А внешность, если тебя интересует, ей досталась от матушки, – продолжил Рогерссон. – Они похожи как две капли воды. Гун, ее мать, славная девчонка, она работает парикмахершей в Йёнчёпинге. Сама оттуда. Ей сорок пять сейчас, но никто, видевший ее, не дает столько. Выглядит самое большее на тридцать. Конечно, не блещет умом, но определенно одна из лучших баб, какие у меня были. С женщинами так часто случается: если Бог не отвесил им мозгов, они берут свое в койке. Она по-прежнему дьявольски хороша, если тебе интересно. Я случайно проезжал Йёнчёпинг несколько месяцев назад, и мы вспомнили старое.

«А история выглядит все лучше и лучше, – подумал Бекстрём. – Пожалуй, дело может закончиться маленькой групповухой».

– Как ты познакомился с ней? С матерью Йенни, – спросил он.

– Да случайно проезжал мимо, – ухмыльнулся Рогерссон. – Это было в восьмидесятых, в те времена, когда наш до сей поры неизвестный преступник отправил на тот свет Пальме. Я трудился в отделе по борьбе с наркотиками Стокгольма, и меня одолжили Государственной комиссии по убийствам, у них чертовски не хватало людей, как ты понимаешь. Потом случилось убийство в Йёнчёпинге, и нас отправили туда. Зарезали заведующего заправочной станцией. Вообще-то собирались ограбить, но ситуация вышла из-под контроля. Так вот в связи с этим местные полицейские заинтересовались одним из бывших парней Гунсан. Она была немного шальной бабенкой. Ничего странного, пожалуй, при ее-то внешности.

– И это сделал он? Ее парень? – спросил Бекстрём.

«Немного шальная, звучит неплохо, – подумал он. – Скорее всего, какой-то местный парнишка без гроша в кармане обрюхатил Гун и позволил Рогерссону взять грех на себя».

– Нет, – Рогерссон покачал головой. – Там отличилось другое дарование из местных. Но не из числа знакомых малышки Гунсан. Мы управились с этим делом за неделю. Поэтому все с ней у нас получилось по-быстрому – ну, ты понимаешь. Ей только исполнилось восемнадцать, – сказал он и вздохнул. – Мы славно провели время, Бекстрём. Хотя о женитьбе и речи не шло. Меня же ждали в Стокгольме. И работа, и невеста. Первому чаду шел третий год, и второй был на подходе.

«Могу представить себе», – подумал Бекстрём и довольствовался кивком.

– Хотя мы поддерживали связь все годы. Йенни и Гун никогда не испытывали нужды. Все сложилось хорошо для Гун, по-настоящему хорошо. У нее два собственных салона красоты. Она зарабатывает больше, чем мы с тобой вместе.

«Да нет, – мысленно поправил его Бекстрём. – Говори за себя».

– Выпьем за Йенни, – предложил Рогерссон и поднял свой бокал.

– За нее, – поддержал Бекстрём. «Здесь есть чем поживиться.