– Что это было? – спросил меня Дуглас, судя по его растерянному лицу, все еще не пришедший в себя от изумления.

– Божье наказание для грешника, изрыгающего хулу на ближнего своего, – ответил я. Моего юмора им было не понять, зато я знал, как их успокоить, и произнес на латыни слова молитвы: – In nomine Domini Patris et Filii et Spiritus Sancti. Amen.

«Во имя Господа Отца и Сына и Святого Духа. Аминь», – чисто автоматически перевел я для себя эти слова.

Возникшая между нами напряженность, стоило мне произнести знакомые им слова молитвы, сразу рассеялась, но при этом я привлек к себе ненужное внимание. Прямо сейчас на глазах этих людей произошло некое таинство, которое вполне могло подойти под утверждение средневековых проповедников: «Все, зримо совершающееся в этом мире, может быть учиняемо бесами». Мне бы очень не хотелось, чтобы этот случай дошел до Анри, а особенно тех, кто за ним стоит, потому что в этом случае отвечать на их вопросы мне будет весьма затруднительно, но что сделано, то сделано.

Подождав, когда сведенное судорогой тело Дворянина обмякнет и замрет, я сказал:

– Он скоро очнется, и мы снова поговорим.

Когда шотландец понял, что дальнейших объяснений не будет, он вернул кинжал в ножны и замер в ожидании. Спустя несколько минут я приподнял голову бандита. Его лицо выглядело, как мокрая простыня, белое и залитое потом. С минуту наблюдал, а когда зрачки дрогнули и взгляд стал осмысленным, схватив его за плечи, снова посадил, прислонив спиной к бочке. В помещении склада царила идеальная тишина, все замерли, наблюдая, что будет дальше.

– Смотри на меня, – жестко сказал я. Когда мы встретились взглядом, я спросил: – Извиниться не хочешь?

Главарь, как и шотландцы, не понимал, что произошло, но при этом именно он испытал на себе эту боль, отголоски которой до сих ощущал. Его затылок ломило, в висках стучали молоточки, а к горлу подкатывала тошнота. На лице застыли вопросы: что он со мной сделал? Черное колдовство? Он проклял меня? Укоренившийся в душе страх средневекового человека перед неизвестным в сочетании с перенесенной им дикой болью превратил сердце Дворянина в липкий и трясущийся комок. Бандит сгорбился, втянул голову в плечи, отвел глаза, лишь бы не встречаться со мной взглядом.

– Приношу свои глубочайшие извинения, господа. Я был не в себе, – голос у бандита был хриплый и дрожащий.

Я встал на ноги, при этом отметив, что Дункан, до этого сидевший на земле, вскочил и сейчас настороженно наблюдает за мной.

– Извинения приняты, – ответил он за обоих шотландцев.

Только я решил, что больше неожиданностей не будет, как у Дворянина вдруг появилось желание выговориться, рассказать о своих сомнениях и страхах, которые терзали его душу последние два года. Он сам не понимал, откуда это появилось, но сформировавшись в его сознании, стало таким же навязчивым и острым, каким до этого было желание быстро умереть. Он неожиданно попросил посидеть рядом с ним молодого благородного дворянина и выслушать его печальную историю. Так мы узнали, что он сын барона, его настоящее имя Шарль де Эммелар. Он родился в замке, находящемся в трех лье от города Родеза, вокруг которого имеется несколько деревень и хозяйств, которые дают их семейству небольшой доход.