Тема была довольно скользкая и могла привести к весьма неприятным вопросам, поэтому я решил закрыть ее раз и навсегда.

– После того, как со мной случилось это несчастье, я, попав в Амбуаз, пошел в первую попавшуюся церковь и стал горячо молиться. Весь день я возносил молитвы, которые только мог вспомнить, нашему создателю. Я просил его помочь мне, молил его со слезами на глазах! – тут я прибавил сострадания в голос. – Не только словом, но и сердцем я молил Господа о сострадании и помощи, – вдруг в который раз из какого-то темного закоулка моего сознания, сами собой вырвались слова: – Oravi Dominum, et reddidit mihi! Laudate Dominum!

«Я молил Господа, и он воздал мне. Славьте Господа», – автоматически я перевел в голове эти фразы. – Да откуда это у меня выскакивает, мать вашу?! Может, он священником был?!»

– Не все в тебе изменилось, – усмешка скользнула по узким губам королевского советника. – Ты, как и раньше, любишь вставлять латынь в свою речь.

Неожиданно раздался стук, потом дверь открылась, и вошел слуга в красно-белой ливрее, но при этом у него на груди блестела золотом корона.

– Сударь, вас ждет его королевское величество. Прошу следовать за мной!

– Жди здесь, – уже уходя, бросил мне Оливье.

Глава 8

Войдя в королевские покои, Оливье мгновенно преобразился, опустил глаза, придав себе вид услужливого и заурядного человека. Никто из королевского двора давно уже не верил в маску слуги, которую Оливье носил при посторонних, поэтому обращались с этим человеком с величайшей осторожностью и тактом, зная его злопамятность и большое влияние на короля. Впрочем, не только он один носил подобную маску, многие из придворных частенько играли роли, им несвойственные, изображая честных и благородных людей, которыми на самом деле не являлись.

Все придворные королевского двора входили в ту или иную партию, которые боролись за свое влияние на короля, но при этом нередко обменивались услугами, заключали сделки и взаимовыгодные союзы, которые, правда, держались до тех пор, пока их условия удовлетворяли обе стороны. Исключением являлось ближайшее окружение короля, которое являлось тем, кем были, но даже они, верные и преданные королю до последней капли крови, не избежали вражды между собой.

Оливье низко поклонился королю, сидевшему на высоком стуле с резной спинкой, быстро скользнув взглядом по лицам присутствующих в комнате людей. Ему нетрудно было догадаться, о чем пойдет речь, стоило только уловить злобный и острый, как кинжал, взгляд великого прево, начальника королевской полиции. Это был высокий, худой, но при этом плечистый старик с обветренным лицом и водянистыми глазами, одетый в темно-коричневое придворное платье изысканного покроя. Хотя взгляд прево, казалось, прожигал его насквозь, Оливье ничуть не волновался, так как это был далеко не первый и не последний брошенный на него взгляд «висельника», как про себя он называл своего давнего недруга. Так уж получилось, что самые верные королю люди не любили друг друга, хотя и были вынуждены тесно сотрудничать, причем своей враждой они были обязаны королю, который придерживался правила истинного правителя: разделяй и властвуй. Отношение Оливье к Тристану Отшельнику в полной мере распространялось и на его заместителя. Именно поэтому королевский брадобрей так развеселился, стоило Вателю опозорить его доверенного человека. В комнате, помимо прево, находился королевский банкир, сеньор Жак де Бомон, священник – исповедник короля и астролог Мартиус Галеотти. Итальянский астролог был высоким и тучным человеком средних лет, имевшим большую черную бороду, которая спускалась до середины его груди.