Он последовал за другом в хижину. Ставни были раскрыты, чтобы впустить воздух и чистый свет. Единственная комната оказалась маленькой, но в ней поддерживался порядок. Он помнил эту черту Тая.

Янь увидел очаг и узкую кровать, низкий письменный столик, деревянную поставку для туши, тушь, бумагу, кисти, циновку перед ними. Он улыбнулся, а потом услышал, как за ним вошла Вань-Сы.

— Это моя телохранительница, — сказал он. — Мой каньлиньский воин. Она убила тигра.

Янь повернулся, чтобы сделать жест в ее сторону, как положено, когда представляешь человека, и увидел, что Вань-Сы обнажила мечи и вытянула их в сторону их обоих.

Его инстинкты притупило одиночество, два года пребывания вдали от всего, хотя бы отдаленно напоминающего обнаженный против него клинок. Необходимость следить, нет ли поблизости волков или горных котов, и запирать коз в загоне на ночь еще не готовит тебя к встрече с убийцей.

И все же Тай почувствовал, что с телохранительницей что-то не так, еще когда Янь подъехал к нему вместе с ней. Он не мог бы сказать, что это было за ощущение. Для путешественника было обычным брать с собой телохранителей, а Янь не привык к путешествиям, и его семья была достаточно состоятельной, чтобы нанять каньлиньского воина, даже если он намеревался проехать небольшое расстояние на запад, а потом спуститься к реке Вай.

Дело было не в этом. Что-то в ее глазах и в позе, решил Тай, глядя на мечи. Оба были нацелены на него, а не на Яня; каньлиньский воин знал, кто из них представляет опасность.

Когда она подъехала и остановила своего коня у двери в хижину, она не должна была выглядеть так настороженно, так пристально смотреть на него. Ее наняли, чтобы сопровождать человека в определенное место, и они приехали в это место. Задача выполнена, или, по крайней мере, первая ее часть. Гонорар частично заработан. Но ее взгляд на Тая был оценивающим.

Так смотрят на человека, с котором предстоит драться.

Или просто предстоит убить, так как мечи самого Тая стояли там, где всегда, у стены, и у него не было никакой надежды вложить стрелу в лук раньше, чем она разрубит его надвое.

Всем известно, на что способны клинки Каньлиня в руках каньлиньского воина.

Лицо Яня побледнело от ужаса, а рот открылся, как у рыбы. Бедняга! Предательски обнаженный меч не был частью известного ему мира. Он совершил очень мужественный поступок, приехав сюда, превзошел самого себя во имя дружбы… и вот какая награда его ожидала. Интересно, подумал Тай, что заставило Яня это сделать? Шень Тай понимал, что может никогда этого не узнать.

Это вызвало у него гнев и раздражение, в равной степени. Он задал вопрос, чем снова заставил мир двигаться:

— Должен предположить, что названная тебе цель — это я. Мой друг ничего не знает о том, зачем ты сюда приехала. В его смерти нет необходимости.

— Нет, есть, — тихо ответила она. Она не отрывала от него взгляда, оценивая каждое движение, которое он делал. Или мог бы сделать.

— Что? Потому что он нежелательный свидетель? Ты думаешь, никто не узнает, кто меня убил, когда сюда приедут из крепости у Железных Ворот? Ваши имена должны были записать, когда вы прибыли в крепость. Что он может к этому прибавить?

Мечи не дрогнули. Она слегка улыбнулась. Красивое, холодное лицо. Как озеро, подумал Тай. В нем таится смерть.

— Не поэтому, — сказала она. — Он оскорбил меня своим взглядом. Во время путешествия.

— Он посмотрел на тебя, как на женщину? Ему нужно было приложить для этого усилие, — неторопливо произнес Тай.

— Берегись! — произнесла она.

— Зачем? Иначе ты меня убьешь? — Теперь в нем было больше гнева, чем других чувств. Но ярость помогала ему, заставляла думать, придавала решимости.