Лицо его кого‑то напоминало Колльбергу, и он, словно невзначай, присмотрелся к нему. Лет около сорока, густые светлые волосы длинными прядями спускались на воротник светло‑коричневой замшевой куртки. Очки в металлической оправе, курчавые баки, подбородок гладко выбрит. Лицо худое, с выступающими скулами, около рта – горькие складки. Нахмурив брови, он выскребал из трубки пепел в пепельницу.
Пальцы длинные, жилистые.
Вдруг клиент поднял голову и встретил взгляд Колльберга. Синие глаза его смотрели спокойно, уверенно. Колльберг не успел отвести свой взгляд, и несколько секунд они словно изучали друг друга.
Мартин Бек отодвинул тарелку и допил пиво.
В ту минуту, когда он поставил бокал, человек с трубкой сложил свою газету, встал и подошел к их столику.
– Вы меня не узнаете?
Мартин Бек внимательно посмотрел на него и покачал головой.
Колльберг ждал.
– Оке Гюннарссон. Правда, теперь моя фамилия Буман.
Они сразу вспомнили. Шесть лет назад он в драке убил своего сверстника и коллегу, журналиста Альфа Матссона. Оба были под крепкой мухой, Матссон первый затеял драку, убийство было непреднамеренным. Когда Гюннарссон опомнился, он взял себя в руки и очень толково постарался замести следы. Дело было поручено Мартину Беку, ему пришлось даже на неделю выехать в Будапешт, но в конце концов он выследил Гюннарссона. Колльберг присутствовал при аресте, но победа не доставила им удовлетворения, они успели проникнуться симпатией к Гюннарссону и видели в нем скорее жертву обстоятельств, чем хладнокровного убийцу.
В то время Гюннарссон носил бороду, стригся коротко и был куда тучнее.
– Садись, – пригласил Мартин Бек, убирая со стула газету.
– Спасибо. – Оке сел.
– А ты изменился, – сказал Колльберг. – И вес сбросил.
– Я не старался. А вообще‑то нарочно изменил внешность. И не так уж плохо, если вы не узнали меня сразу.
– Почему «Буман»? – спросил Колльберг.
– Девичья фамилия матери. Самое простое. И теперь я так привык, что старую свою фамилию почти и не вспоминаю. Буду вам признателен, если вы тоже ее забудете.
– Ладно, Буман, – сказал Колльберг.
– Что ты делаешь в Андерслёве? – спросил Бек. – Ты здесь живешь?
– Нет, – ответил Оке Буман. – Приехал, чтобы попробовать взять у вас интервью. Я живу в Треллеборге. Работаю в «ТА». Это мой материал на первой полосе вы только что читали.
– Ты же совсем по другим темам специализировался, – заметил Колльберг.
– Верно. Да только в провинциальной газете приходится быть мастером на все руки. Мне еще повезло, что устроился на работу. Мой опекун помог.
– Давно ты в этой газете? – спросил Мартин Бек.
– Уже полтора года. Мне шесть лет дали – помните небось. Непредумышленное убийство. Три года отсидел, остальные сбросили и выпустили условно. Первое время на воле я себя жутко чувствовал. Чуть не хуже, чем в тюрьме, а там ведь ой как не сладко. Я не знал, куда деться. Главное было – держаться подальше от Стокгольма. В конце концов взяли меня в авторемонтную мастерскую в Треллеборге. И назначили опекуна – мировая баба. Она уговорила меня, чтобы я снова начал писать. Вот и попал в газету. Только главный редактор да еще два‑три человека в городе знают… В общем, мне чертовски повезло.
По лицу его нельзя было сказать, что он очень счастлив.
Принесли кофе; некоторое время царило молчание.
Журналист посасывал трубку, нерешительно глядя на Мартина Бека.
– Меня ведь газета прислала, чтобы я расспросил вас об этом исчезновении, – сказал он извиняющимся тоном. |