– Да нам ведь в общем‑то и нечего добавить к тому, что ты уже написал, – ответил Мартин Бек. – Ты ведь беседовал с Херрготтом Радом?

– Говорил, конечно, – подтвердил Оке Буман. – Но если вы оба сюда явились, значит, что‑то подозреваете. Только по‑честному – вы допускаете, что Фольке Бенгтссон убил ее?

– Мы пока ничего не допускаем. С Бенгтссоном даже и не говорили еще. Нам известно только одно: что Сигбрит Морд с семнадцатого октября не бывала дома и никто, похоже, не знает, где она.

– Но ведь вы читали «Вечерку».

– За их догадки мы не отвечаем, – сказал Колльберг. – А вот твоя газета производит вполне пристойное впечатление.

– Мы думаем вскоре созвать пресс‑конференцию, – объяснил Мартин Бек. – Сейчас в этом нет смысла, нам просто нечего сказать. Но если ты наберешься терпения, я позвоню и скажу, как только выяснится что‑нибудь новое. Идет?

– Идет, – ответил Оке Буман.

У Мартина Бека и Колльберга было такое чувство, словно они перед ним в долгу. И они сами не смогли бы объяснить почему.

Мартин Бек снова и снова вспоминал руки Бертиля Морда, и после ленча ему вдруг пришло в голову съездить в Треллеборг и послать по телексу запрос в Париж, в «Интерпол», по поводу этого Морда.

Большинство людей, в том числе многие сотрудники полиции, считают «Интерпол» никчемной организацией. Дескать, она тяжела на подъем, сплошная бюрократия, а в общем одна только видимость.

В данном случае эта характеристика себя не оправдала. Ответ пришел через шесть часов. Бек и Колльберг устроились в доме у Рада.

Полиция Тринидада‑Тобаго сообщала, что Бертиль Морд был задержан шестого февраля тысяча девятьсот шестьдесят пятого года за убийство смазчика, бразильца по национальности. В тот же день полиция рассмотрела его дело и нашла Бертиля Морда виновным в нарушении общественного порядка, а также в «джастифайэбл хомисайд»[2], что в Тринидаде‑Тобаго считалось ненаказуемым. За нарушение общественного порядка его присудили к штрафу в размере четырех фунтов. Смазчик пристал к женщине, находившейся в обществе Морда, и, следовательно, сам был виноват в том, что произошло. Морд покинул страну уже на следующий день.

– Пятьдесят крон, – сказал Колльберг. – Не так уж дорого за то, чтобы отправить на тот свет человека.

– Джастифайэбл хомисайд, – произнес Рад. – Это как же по‑нашему будет? Шведский закон предусматривает право на самозащиту… Но как же все‑таки перевести?

– Непереводимая формулировка, – сказал Мартин Бек.

– Несуществующее понятие, – подхватил Колльберг.

– Ну нет, – рассмеялся Рад. – В Штатах оно очень даже существует. Стоит полиции кого‑нибудь убить – джастифайэбл хомисайд! Дословно – оправданное убийство. Там без этого дня не проходит.

Наступила мертвая тишина.

Колльберг с отвращением отодвинул тарелку с недоеденным бутербродом.

Потом он жадно глотнул пива и вытер рот рукой.

– Так на чем мы остановились? У Морда тухлое алиби, а то и вовсе никакого. И он известный буян. А как с мотивами?

– Ревность, – сказал Мартин Бек.

– К кому ревновать?

– Бертиль Морд способен ревновать к коту, – заметил Рад и несмело усмехнулся. – Потому они и не держали кота.

– Не густо, – сказал Колльберг. – Перейдем к Фольке. У Фольке Бенгтссона нет никакого алиби и есть судимость за убийство. Но есть ли у него мотивы?

– Он ненормальный – чем не мотив, – сказал Рад.