— Ты чего? — недоумевает Грунев.

— Сержант говорил: в темноте, чтобы лучше слышать и видеть, надо холодной водой обтереться.

Дроздов прислушался:

— Танк где-то урчит. А вон, глянь, справа — лес.

— Нет, то, несомненно, деревня, — возражает Грунев.

— Нет, лес!

— Уже светает, холодная вода, наверно, только ночью на зрение действует, — высказывает деликатное предположение Грунев.

— А я тебе, тюха, говорю — лес! — уже сердясь, настаивает Дроздов.

— Между прочим, — с достоинством отвечает Грунев, — в Уставе записано, что все военнослужащие должны соблюдать вежливость и выдержку.

— Расскажи об этом своей бабушке, — огрызается Дроздов.

— А я говорю тебе…

— Знаток уставов, — фыркает Дроздов.

— Вот и знаток…

Дроздов сверяется с компасом, и они движутся дальше. Долго идут молча. На невысокой насыпи останавливаются у обелиска неизвестному солдату. Дроздов вздыхает, вспомнив, что самый старший брат матери погиб в Отечественную войну в этих краях, а деда фашисты расстреляли под Таганрогом.

Положив у подножия обелиска сосновую ветку, Дроздов и Грунев направляются в сторону деревни. Чертов Груня оказался прав — Красновка это.

Совсем рассвело. Сиреневое небо избороздили недвижные белые тучи. Всходило солнце, разжигая неяркий костер.

Красновка вольно раскинулась у реки. Дома кирпичные, добротные усадьбы — с гаражами. Гакают гуси, вяло брешут собаки.

Навстречу разведчикам идет старик в меховой шапке и шубе из черного сукна. Старику, наверно, за семьдесят, лицо его изборождено морщинами, но держится он прямо.

— Здорово, служивые, — говорит старик приветливо.

— Доброе утро, — отвечает Грунев.

— Гвардеец я, сапер, — рекомендуется старик. — Сила-то у нас подходящая?

— Нормально. Не сомневайтесь, папаша, — солидно заверяет Дроздов.

Военному человеку многословие ни к чему.

— Вчерась здесь два проходили в шлемах.

Дроздов настораживается: «Не иначе „заброшенные диверсанты“».

— А оружие у них какое было? — вроде бы между прочим спрашивает он.

— Да чудное, — словоохотливо отвечает старый сапер, — автомат в два раза короче, чем у тебя.

«Ясно — парашютисты, — твердо решает Дроздов, — автоматы с откидным прикладом».

— А мои сынки, — явно желая продлить беседу, сообщает старик, — один — в Ленинграде, инженером на Кировском, другой — здесь комбайнером…

Ну, без этих сведений разведчики могут и обойтись.

— Бывайте здоровы, папаша, — не очень-то вежливо говорит Дроздов, всем видом показывая, что не склонен к долгим выяснениям семейных отношений.

Теперь гляди да гляди.

— Груня, ты сзади меня прикрывай, — приказывает Дроздов, когда они отошли от старика.

Настроение у Дроздова все же хорошее, удалось кое-что узнать. Да и Груня оказался неплохим напарникам: безропотно выполняет приказания.

На окраине, у дома с голубыми дверями, стоит женщина, похожая на Евгению Петровну. Почему-то все симпатичные женщины для Дроздова походили на Евгению Петровну. Но эта — особенно. Дроздов даже замедлил шаг.

Женщина приветливо улыбнулась:

— Заходите, отдохните, солдатики!

Может быть, и здесь удастся кое-что разведать? Они долго сбивают снег с валенок, пройдя коридор с крашеными полами, заходят в жарко натопленную кухню, садятся возле печки.