В первый раз мы отправились в горы с инструктором. Я схватывал всё на лету, будто всю жизнь исследовал горы, так что второй раз отправились уже только вдвоём, если не считать парочки телохранителей, которые всюду, разумеется, следовали за нами.

Эти наши восхождения на горы бодрили и тело, и дух, изматывали до предела, но нам нравилось, в конце дня мы чувствовали себя приятно утомлёнными. А вот наши телохранители, вынужденные заниматься скалолазанием не по желанию, а по служебному долгу, наверное, уже прокляли все горы мира: они пыхтели от натуги, к концу дня еле волочили ноги, и мне хотелось подколоть их — мол, кто кого сейчас будет охранять, если вдруг на нас нападут.

Ася вопреки женственной хрупкости отличалась силой и тела, и духа. Её тонкие руки во время скалолазания двигались уверенно, изящные ноги имели твёрдую поступь, всё её прекрасное тело воплощало ловкость и стойкость. Эта девушка восхищала меня множеством граней, которые ото дня в день открывались моему пытливому взору.

Мы прибыли в Сиракузы несколько дней назад. Здесь находилось родовое гнездо семьи Амато — наших родственников.

Первый день посвятили знакомству с роднёй, прогулкам по их поместью и уютным, интересным разговором — то за обедом, то за прогулкой по обширному саду, разбитому у громадного дома в три этажа, то за бокалом вина вечером у камина. Камин имел чисто эстетическую функцию: здесь, на Сицилии, лето было уже в разгаре.

Нам с Асей показали виноградники семьи — огромные, на которых выращивали несколько сортов отменного винограда.

Попробовали, конечно, вино из него — и я без раздумий скажу, что вина вкуснее не пробовал в своей жизни. Серьёзно, оно было даже лучше, чем всё, что я пил в прежней жизни — а я много чего перепробовал за долгие годы своего существования.

А какие здесь оказались томаты! Особенно я оценил сорт пачино — невероятно сладкие, с сочной мякотью.

Здесь я убедился, что обыкновенные спагетти можно приготовить так, что они становятся удивительно насыщенным на вкус блюдом.

За несколько дней нас успели угостить чуть ли не всеми основными блюдами национальной кухни, и мои вкусовые рецепторы взрывались от экстаза. Ася тоже была в восторге. Взгляд девушки светился от удовольствия.

Вообще я ощущал в этом месте странное, давно забытое чувство… счастья, что ли. Не просто восторга от развлечений, не просто радости от встречи с приятными людьми, и дело даже не в Асе, которая всё сильнее будоражила мой ум, не говоря уж о молодом, сильном теле. Дело больше в покое, в гармонии. Да, да, именно в них.

Всю свою прошлую жизнь в другой мире я провёл, вгрызаясь зубами в глотки врагов, карабкаясь по древу жизни к самой её вершине — я потом и кровью проложил себе путь к могуществу. Я видел ненависть вокруг, я ощущал её в самом себе. Я видел, как льются реки крови — и я проливал её сам. Я тысячи раз наблюдал человеческую агонию, был свидетелем, а часто и источником чужих мучений — и с годами научился слушать стоны и крики боли, но не слышать их.

В Петербурге я вновь попал в самое пекло: смерти, кровь и всякое дерьмо неизменно были всей моей жизнью.

Но здесь… на этом острове… всё было иначе. Не было никакого дерьма и грязи. Всё было таким цветущим, светлым, безоблачным… неправдоподобно безмятежным. Половина меня не верила в возможность такой жизни: казалось, что всё это просто фасад, до поры до времени прикрывающий ужас реальности. Но другая половина меня знала, что конкретно для меня и конкретно сейчас — это правда. Здесь и сейчас я могу просто наслаждаться жизнью. Здесь и сейчас мне не надо вгрызаться в глотки врагов. Не надо проливать ничью кровь. Не надо сеять кошмар на своём пути. Я не знал такой жизни. И самое странное — мне она понравилась.