Он бывал в опере, когда позволяло время, а когда позволяла погода, ходил в долгие пешие прогулки по окрестным холмам; иногда заглядывал в местный паб на так называемые «народные ночи», когда с вечера до утра исполняют народные песни и танцы. Правда, теперь он посещал эти торжества все реже, потому что Пенни Картрайт, местная fame fatale, дала ему от ворот поворот.
Ужин шел своим чередом, а когда они наполнили вином бокалы, Бэнксу вдруг почудилось, что он стоит под уличным фонарем в конце дорожки, ведущей к дому Харриет, и этот освещенный круг – единственное реально существующее место во вселенной, а всё, находящееся за его пределами, не более чем бестелесные тени. Эта иллюзия прервалась, когда Марсель подал счет. Бэнкс расплатился, несмотря на протесты Софии, и вот они снова на улице, и снова настало время прощаться. Бэнксу предстояло вернуться в управление, чтобы узнать, как идет расследование. Удивительно, что за все время, пока они сидели в «Кафе де Прованс», ни разу не зазвонил мобильник.
София поблагодарила за ужин, они неловко прижались щеками – сейчас такой «поцелуй» входил в моду – и не заметили, как их губы слились в настоящем поцелуе, долгом и сладком. Оторвавшись друг от друга, они разошлись в разные стороны. Бэнкс, шагая к управлению по ведущей под уклон дороге, внезапно понял, что не договорился с Софией о следующей встрече. Шагов через десять он обернулся, в эту же секунду София тоже посмотрела назад, и они улыбнулись друг другу. Как странно, подумал Бэнкс. Раньше он, расставаясь, никогда не оглядывался и готов был поспорить, что и София всегда следовала принципу «уходя – уходи».
15
Ранним утром в понедельник Энни явилась в управление бодрая и выспавшаяся: за весь вечер она выпила только чашку горячего шоколада – ничего более крепкого. Она едва успела нажать на кнопку кофейного автомата, как в помещение ворвался ее нынешний начальник Браф, прокричав на ходу:
– Детектив Кэббот, ко мне в кабинет! Сейчас же!
Энни похолодела. В чем дело? Браф ненавидит кофейные автоматы, или Эрик решил подпортить ей репутацию? Может быть, у него остались фотографии и он послал их Брафу или в Главное управление полиции? Она боялась даже думать об этом.
Кабинет Брафа был просторен и хорошо оснащен всевозможными техническими средствами, необходимыми руководящему работнику. Суперинтендант сел за стол и резким жестом указал Энни на жесткий стул рядом. Она отчетливо слышала глухой стук собственного сердца.
– Так что вы можете сказать в свою защиту? – рявкнул Браф, не объясняя причины своего внезапного гнева.
– О чем вы? – не поняла Энни.
– Да не прикидывайтесь, черт возьми! Я говорю об убийстве Люси Пэйн. Пресса меня уже окончательно достала, я их карандаши прямо у себя в заднице чувствую! А я выгляжу полным кретином: подозреваемого как не было, так и нет. Прошла уже неделя, а вы, как я вижу, все еще топчетесь на месте.
Как ни странно, Энни почувствовала облегчение хотя бы потому, что речь идет не об Эрике. С того памятного визита к нему домой он не давал о себе знать, и это было хорошим знаком. Возможно, он понял ее «намек», столь же очевидный, как удар тупым предметом по голове.
– При всем моем уважении к вам, сэр, – начала она, – прошу вас понять: мы сделали все возможное, чтобы выяснить, кто эта таинственная женщина, но она словно растворилась в воздухе. Мы опросили всех в Мэпстон‑Холле, причем дважды: и сотрудников, и пациентов, с которыми можно установить контакт, но ни от кого не смогли получить никакой информации. Никто ничего не знает о Карен Дрю.
– А если сотрудники попросту врут? – недовольно проворчал Браф.
– Не исключено, сэр. Мы выяснили, где все они находились во время убийства. |