— Да, Женька, — со вздохом протянул Ромка, — влипла ты здорово. Надо вытаскивать тебя из этого дерь... из этой ситуации. Для начала заберем снимки и посмотрим, из-за чего, собственно, весь сыр-бор. А потом... Думаю, придется тебе съехать на время с квартиры. Подыщем тебе временное жилье. Есть у меня один дружок...

Алексеев хитро прищурился, как-то по-девчоночьи хихикнул и отправился звонить своему таинственному дружку. Я принялась за уборку территории кухни. Не глядя, сунула пустую тарелку в мусорное ведро, а кофеварку со сковородкой — в холодильник. Мысли мои были слишком далеко от прозы жизни, и такие досадные промахи можно простить человеку, рискующему завтра пополнить коллекцию патологоанатомов. На кухне нарисовался довольный Ромка. По всему видно, что переговоры с таинственным незнакомцем, вызывающим такую странную реакцию у моего боевого товарища, прошли успешно.

— Ну все, я договорился с дружком. Сегодня же ты переезжаешь к нему. За фотографиями пойдем ближе к вечеру. Жень, у тебя есть что-нибудь перекусить, а то я голодный почему-то...

— Ага, — кивнула я, — Галина Бланка буль-буль. Будешь?

— Ты еще свеженького кипяточку предложи. Мне бы посущественнее, силы-то понадобятся. Ты поколдуй тут на кухне, а я пойду подумаю, — с этими словами Ромка неторопливо прошагал в комнату.

Полюбуйтесь на этого нахала! Стоило определить его в добровольные помощники, как он меня моментально приговорил к исправительно-трудовым работам на камбузе! Тоже мне, Чапай! Думать он, видите ли, будет. Я с надеждой заглянула в холодильник. Яйца, сыр и ветчину еще недавно с аппетитом доел сам мыслитель-полководец. Кроме пустой сковородки и кофеварки, там сиротливо доживал свой век кусок докторской колбасы, кажется, еще со времен Куликовской битвы. Кот презрительно отвернулся от предложенной закуски, всем своим видом давая понять, что переработанными отходами пищевой промышленности не питается. Нужно было отправляться в магазин. «Пусть Ромка идет, — разозлилась я, — думать можно и в супермаркете». Я влетела в комнату с намерением послать соседа за провиантом и замерла на пороге с отвисшей челюстью:

Алексеев расположился в кресле, которое недавно занимал Ковалев, и не шевелился.

«Господи, еще один! — мелькнула мысль. — Трупы размножаются, как тараканы! А этого-то за что?»

«Он слишком много знал», — торжественно провозгласил мой голос.

К покойникам в моем любимом кресле я начала постепенно привыкать, поэтому почти спокойно приблизилась к телу и легонько ткнула его кулаком в живот.

Тело с громким воплем подскочило и обрушило на мою бедную голову набор слов, в котором самыми понятными были предлоги.

— Ромка, — обрадовалась я, — ты живой!

— Конечно, живой! А ты живого человека тыкаешь куда ни попадя.

— Я же не знала, что ты не труп. Мне показалось, что ты мертвый, а с мертвяками у меня разговор короткий.

— Знаю, — буркнул Алексеев, — ты их расчленяешь и спускаешь в унитаз. Подумать не даст.

От такой наглости я онемела. Правда, длилось это недолго. Набрав в грудь побольше воздуха, я уже хотела разразиться гневной тирадой о недобросовестных работниках, которые спят в тот момент, когда подзащитной угрожает серьезная опасность. Ромка, увидев, как расширились у меня глаза и расправились плечи, спросил:

— Чего ты хотела, Жень?

— Топай в магазин, мыслитель, если хочешь поесть по-человечески. Список продуктов и деньги на столике в прихожей.

Я осталась одна. Стало страшно.

«Славка, милый, ты прости меня, ладно? Честное слово, я найду того, кто тебя убил. Не сложилось у нас, что ж поделаешь... Ты дорог мне как друг, товарищ, одноклассник. Не смог бы ты быть со мной, честное слово, — такой доверчивый, мягкий.