|
Все остальное – самый настоящий хлам. Кубки, медали, плакаты и афиши со скачек и боксерских состязаний, восточные и африканские сувениры, безвкусные фарфоровые статуэтки и множество фотографий в позолоченных рамках. На снимках один и тот же крепко сбитый субъект с напомаженными и зачесанными назад волосами позирует с самыми разными людьми, которых теперь, кажется, принято называть «деятелями шоу-бизнеса». «Деятели» профессионально улыбаются в объектив, но мужчина рядом, который, как я догадался, и является хозяином дома, держится не менее уверенно. Его взгляд кажется прямым, вызывающим и в то же время слегка настороженным, словно он испытывает легкий иррациональный страх перед волшебством фотографии – или же боится быть кем-то узнанным. Среди мишурного блеска обстановки человек на снимках выглядит немного потерянным и одиноким, словно он жаждал, искал чего-то большего, но так и не смог найти.
Светловолосый юноша принес мне бокал джина с тоником. Отпив глоток, я огляделся по сторонам. Ну и сборище! Первыми мне бросились в глаза несколько мужчин с жесткими, слегка деформированными лицами, похожие на бывших боксеров или вышибал. Несколько крикливо и вульгарно одетых типов, какой-то человек, которого я, кажется, видел по телевизору, пара-тройка каких-то мрачных субъектов и очень много молодых людей, почти мальчиков. Где-то в углу мелькнул и белый воротничок священника. Потом я увидел нашего хозяина, который как раз разговаривал с Томом Драйбергом. В жизни он выглядел еще внушительнее, чем на фотографиях. Его костюм с Сэвил-Роу (темно-синий в узкую белую полоску, как у меня) придавал ему вид свирепого благородства. Том перехватил мой взгляд и поманил меня рукой. – Гарри, – сказал он, обращаясь к мужчине, – позволь представить тебя лорду Тереби. Сросшиеся на переносице брови Гарри приподнялись, как одна. Я видел, что он потрясен до глубины души. Очевидно, принял меня за чистокровного аристократа, а не за пожизненного пэра, которого «выгнали с повышением», как я это называю. Нет, определенно существует какая-то общность между выходцами из низших слоев общества и подонками высших. Я думаю, главной объединяющей силой выступает здесь ненависть и неприятие средних классов. Он протянул руку, унизанную массивными перстнями, с большими золотыми часами на запястье. – Для меня это большая честь, ваша светлость. Я улыбнулся. Впервые после официальной церемонии ко мне обращались соответственно моему титулу. – Зовите меня просто Тедди, – сказал я, пожимая его крепкую руку. – А меня – Гарри. – Он тоже улыбнулся, и я понял, что мы поладим. – Гарри ведет большую благотворительную работу в Ист-Энде, – подсказал Том. – В самом деле? Гарри пожал плечами: – Спортивные клубы для мальчиков и всякое такое. Ничего особенного. Вероятно, для него это своего рода принцип наподобие noblesse oblige – с дополнительным бонусом в виде droite de seigneur. Пока мы разговаривали, двое юношей устанавливали в конце комнаты кинопроектор и экран. Один из боксеров, приняв на себя роль мажордома, командовал молодыми людьми и помогал гостям рассаживаться, то и дело поглядывая на Гарри, который, казалось, руководил всем, хотя за это время наша беседа не прервалась ни на минуту. – Прошу вас, Тедди, – сказал Гарри и, подмигнув, вежливо взял меня под локоть и повел к ближайшему стулу. – Садитесь. Сейчас начнется культурная программа. Гости расселись, и свет в гостиной погас. Фильм состоял из серии коротких эпизодов, не связанных друг с другом сценок почти невинного разврата. В них мне чудилось что-то старомодное, классическое, чуть не античное. Все происходившее на экране напоминало скорее салонный фарс, чем ту современную порнографию, которую выдают у нас за искусство. |
