Я бы никогда не додумался дать Зеркалу его собственный орден жрецов. Как ты убедил их взять его?
— Очень просто. Меллейн в ее нынешней форме может сделаться похожей на что угодно и на кого угодно, когда ее вызовут говорить. Поэтому она сделалась похожей на их бога. Они в полной уверенности, что укрывают личность своего божества — что это для них величайший почет. Они такие симпатичные, большинство из них. Полагаю, мы можем использовать их в качестве тел для замещения, когда вернемся.
Луэркас оперся на локоть и покачал головой. Он на мгновение умолк, переполненный неподдельным восхищением.
— О боги, Дафрил, — наконец сказал он. — Ты меня просто поражаешь. Какая великолепная идея.
Было видно, что Дафрил польщен этой похвалой.
— Пока мы во время нашего ожидания будем время от времени говорить с ними из Зеркала, нужно сделать так, чтобы не прекращался поток новообращенных. И нечего волноваться о том, что жрецы превратятся в старых развалин, если нам придется застрять здесь надолго.
— Никаких проблем, — усмехнулся Луэркас. — Значит, все на месте. Полагаю, я сегодня слетаю, чтобы взглянуть на… бога. Позаботься о том, чтобы я хорошо знал дорогу, если придется добираться туда в спешке. — Он доел свой салат. — А вообще ты проделал замечательную работу, Дафрил. Просто отличную. Тебе следовало бы уже давно стать Магистром. Для этого у тебя есть хитрость и невинное выражение лица — и блестящие способности, куда более выдающиеся, чем думают люди.
По телу Рейта пробежал холодок, и он пробудился от глубокого сна. Вокруг было темно, и в этот момент он понял — время пришло. Время собирать всех, кто должен лететь выполнять их план, время прощаться с остальными, возможно, навсегда. Время найти слова, которые он скажет, когда волшебники перехватят вечерние новости, когда настанет пора сообщить всем, что они сделали и почему, и как люди должны покинуть свои дома и свои миры, чтобы сохранить свои жизни.
Время найти слова, которые заставят их понять, что он делает правильное, хорошее дело. Но Рейт не сумел найти слова, чтобы убедить даже себя. Он уничтожает нечто такое, чему три тысячи лет, нечто до невозможности красивое. Прекрасные города, где так спокойно, где в довольстве и сытости — а кое-кто и в богатстве — живет столько людей, — и он вместо этого предлагает… что? Некоторым жизни и сохранение собственных душ. А остальным?
Он мог лежать здесь в кровати и притворяться, что не знает, что время пришло. И в таком случае сможет перед всеми извиниться — сказать, что «Тайные Тексты» были написаны им в лихорадочном бреду, а сейчас-де он поправился. И очень сожалеет. Ему больше никогда не представится возможность освободить уорренцев. Эта ноша спадет с его плеч. Возможно, когда-нибудь кто-то другой сможет поднять и пронести это бремя. Нет, не стоит никому говорить, что он вспомнил, что написал тогда в «Тайных Текстах» — каждое слово будто врезалось ему в мозг. Что он знал наверняка — Соландер использовал всю имевшуюся у него энергию, чтобы добраться до Рейта с той стороны смерти, рассказать ему все, что он мог знать и понимать о будущем, находясь за пределами всех миров. При желании Рейт мог сделать вид, что не заметил нужный момент, и тот бы канул в небытие подобно дождю, падающему на песок. В другой раз кто-нибудь еще спасет уорренцев. Может быть…
Но тогда никто не спасет этих уорренцев. Может, удастся спасти их детей или их внуков — но эти люди, попавшие в адскую западню, сделанную чужими руками, погибнут, и не просто на время, а навсегда. Они умрут во имя чего-то прекрасного, вот только цена… Не слишком ли она велика? Разве можно кого-то заставлять поступаться собственным бессмертием во благо кого-то другого?
Рейт поднялся с кровати. |