Пуаро пробыл в гостинице около часа и только что великолепно поужинал стейком и пудингом с почками, запив все это пивом, когда ему доложили, что одна дама ждет встречи с ним.

Это была медсестра Гаррисон. Ее лицо было бледным, щеки ввалились. Она подошла прямо к сыщику:

— Это правда? Неужели это правда, месье Пуаро?

Он осторожно усадил ее в кресло.

— Да. Обнаружили мышьяк; его более чем достаточно, чтобы вызвать смерть.

Медсестра Гаррисона вскричала:

— Я никогда не думала, я ни на мгновение не подумала… — И расплакалась.

— Правда должна была выплыть наружу, вы же понимаете, — мягко сказал Пуаро.

Женщина рыдала.

— Его повесят?

— Еще многое нужно доказать, — сказал Пуаро. — Возможность — доступ к яду — средство, при помощи которого его ввели.

— Но, допустим, месье Пуаро, что он не имеет с этим ничего общего, совсем ничего…

— В этом случае, — пожал плечами Пуаро, — его оправдают.

— Есть нечто такое, о чем я должна была рассказать вам раньше, — медленно произнесла медсестра Гаррисон, — но я не думала, что в этом есть что-то такое. Это было просто странно.

— Я знал, что там было еще что-то, — сказал Пуаро. — Лучше расскажите мне всё.

— Ничего особенного. Просто однажды, когда я спустилась за чем-то в аптеку, Джин Монкриф делала что-то довольно… странное.

— Да?

— Это звучит так глупо… Просто она что-то клала в коробочку для пудры, в розовую коробочку с эмалью…

— Да?

— Но она клала в нее не пудру, не пудру для лица, я имею в виду. Она пересыпа́ла в нее что-то из бутылочки, которую взяла из шкафа с ядами. Когда она увидела меня, то вздрогнула, закрыла коробочку и сунула ее в свою сумку, а потом быстро поставила бутылочку в шкаф, чтобы я не увидела, что это такое. Это ничего не значит, конечно, но теперь, когда я узнала, что миссис Олдфилд действительно отравили… — Она умолкла.

— Вы меня извините? — произнес Пуаро.

Он вышел и позвонил детективу-сержанту Грею из полиции Беркшира. Потом вернулся, и они с медсестрой Гаррисон сидели молча.

Сыщик мысленно видел лицо девушки с рыжими волосами и слышал ее ясный, категоричный голос: «Я не согласна». Джин Монкриф не хотела вскрытия. Она привела вполне разумное оправдание, но факт остается фактом. Компетентная, умелая, решительная. Влюбленная в мужчину, связанного вечно жалующейся женой-инвалидом, которая могла прожить еще много лет, так как, по словам медсестры Гаррисон, была не так уж нездорова…

Эркюль Пуаро вздохнул.

— О чем вы думаете? — спросила медсестра Гаррисон.

— Я думаю: «Какая жалость».

— Я ни на миг не поверю, что он знал об этом, — сказала медсестра Гаррисон.

— Да, — согласился Пуаро. — Уверен, что он не знал.

Дверь открылась, и вошел детек