|
Рашер ткнул себя пальцем в грудь: — Вимо? — Девушка в ужасе отшатнулась. Доктор указал на Йозефа: — Вимо? Дикарка замотала головой. Рашер засопел. — Вимо? — чуть ли не выкрикнул он, разворачиваясь и указывая на все вокруг. — Ну, где тут твое «вимо»? Слова застряли в горле. Секунду спустя Йозеф прекратил играть. Дикарка хрипло вскрикнула и попятилась. — Зигмунд, надеюсь, вы объясните, что за концерт вы здесь устроили? — спросила Хель. — Я? — Рашер сглотнул. Откуда? Он должен был услышать скрип снега, должен был заметить, как она подходит, еще издали. — Я учу дикарку говорить… — Разумеется. Хель повернулась к девушке, оглядела ее сверху вниз. Дикарка замерла. Лицо ее совсем побелело. — Что это? — спросила Хель, указав на загон. — Мед-ведь , — отчетливо произнесла девушка. Хель усмехнулась. — Хорошо, Зигмунд. Вижу, ваше обучение продвигается. — Да, мы добились определенных успехов, — торопливо начал Рашер, но Хель остановила его взмахом руки. — Но вы не ответили на мой вопрос. Что это за концерт? — Концерт? — Если я не ошибаюсь, — сказала Хель, сверля Рашера взглядом, — я просила удалить этого человека от работ с моим медведем? — Да, но… — Рашер не знал, что сказать. Глядя на лицо Хель, он чувствовал себя как человек, который посреди замерзшего озера вдруг услышал треск ломающегося льда. — Но фрау начальник станции! — послышался голос Йозефа. — Я ж просто… Черныш, он совсем не ел, а под песни он… — Как я вижу, аппетит у зверя в норме, — перебила его Хель. Рашер рискнул повернуться. Медведь был единственным, кто никак не отреагировал на появление начальника станции. Уткнувшись мордой в корыто, он усиленно поглощал мясо, заглатывая его огромными кусками. — Вот видите! — обрадовался «старик». — Всего одна песенка, и он… — Следуйте за мной, Йозеф. — Хель опустила голову, разглядывая собственные сапоги. — Но… — подхватив ведро, Йозеф поплелся к выходу из вольера. — Я же… Вид у него был как у заключенного, идущего на казнь. Рашер заметил, что «старик» обронил гармонику и та осталась лежать на снегу вольера. Оторвавшись от корыта с едой, медведь что-то проревел ему вслед. — Прости, старик, — тихо сказал Йозеф. — Может, в другой раз? — Не задерживайтесь, Йозеф, — сказала Хель. — Вы нужны мне для особого дела. Пальцы совсем окоченели. Двумя руками Аска держала теплую миску, пытаясь хоть немного согреться. Казалось, мороз пробрался ей глубоко под кожу, добрался до самых костей и превратил их в ледышки. Одежда, которую дал ей старый Сигмун, совсем не согревала. Аска могла лишь с тоской вспоминать накидку из лисьего меха, в которой было тепло даже в самые сильные морозы. И двойные мокасины — мехом внутрь и мехом наружу… Все это осталось в Длинном Доме на берегах Большого Озера. Люди же в черных шкурах ничего не смыслили в том, как нужно одеваться зимой. Девушка сидела на полу, кутаясь в тонкие сырые шкуры. Чтобы было теплее, приходилось укрываться сразу пятью или шестью. Рядом, также кутаясь, сидели Силки, Тайда и Ули. Над головой тихо гудела светящаяся палка, но тепла от нее не было никакого. — Ну, — голос Силки дрожал от волнения, — у тебя получилось? — Я не видела у него ножа, — сказала Аска, опустив голову. Коричневое месиво в миске сегодня выглядело особо противно. К тому же от еды несло тухлятиной. Но выбирать не приходилось — зачерпнув горсть липкого месива, Аска отправила ее в рот. |
