|
– Что значит – первой волны? – вмешался в разговор Шибанов. – Первой волны атаки, – пояснил Решетников. – Такие существа идеально подходят для захвата хорошо защищенных объектов: командных пунктов, узлов связи, бункеров. Ваш приятель прав – его не остановят несколько прямых попаданий в корпус. Жизненно важные органы этого монстра надежно упрятаны за двумя скелетами, да к тому же наверняка имеют дублирующие системы. По крайней мере сердец у него было два. В ближнем бою, в рукопашной схватке это страшный противник… – И тем не менее кто-то одолел его около трех часов назад, – буркнул Гумилев. – Одолел – и наполовину сожрал. Шибанов недовольно зыркнул на олигарха. – При всем уважении, вы бы… – речь Шибанова прервала короткая очередь из М4. Стрелял Грищенко. Практически сразу же заработал и автомат Ивановой. Они били в темноту, и пули высекали искры из бетонного свода тоннеля. От адского грохота хотелось закрыть уши руками. – Быстро – рассыпаться! – крикнул Решетников. – Огонь по команде! Но тут стрельба неожиданно стихла. – Здесь что-то было, – неуверенно крикнул Грищенко. – В воздухе. Но мы не попали… Или попали, но оно все равно смылось. Гумилев широким шагом двинулся к разведчикам. Подумав, Ростислав присоединился к нему. – Что значит «оно»? – спросил Гумилев, шаря фонарем по потолку и высвечивая выбоины, оставленные пулями. – Там что-то летало, – Грищенко ткнул пальцем вверх. – Черное такое… Как тряпка. Догадка сверкнула в голове Шибанова. Он прошел вперед метров на десять и посветил на свод тоннеля. – Вон она, ваша тряпка, посмотрите, – позвал он Грищенко и Гумилева. – А вон еще пара болтается. – У страха глаза велики, – улыбнулся Гумилев, разглядывая свисавшие с кабелей кожистые груши. – Летучие мыши, – облегченно выдохнул Грищенко и засмеялся. – Помню, мы пацанами их ловили на платок. – Это как? – живо заинтересовался негр. – Это берешь платок белый, расстилаешь на травке ночью, мышь на него и бросается. Зачем – хрен ее знает. Но главное – ее сцапать, пока она когти не отцепила и не удрала. – А потом чего? Ели их? – Ага, с жареным лучком и картошечкой, – подмигнул майор. – Сколько еще топать до этого поезда… – сварливо проворчал один из федеральных агентов, поднимая носилки. – Миль пять- шесть, – ответил ему из-за спины Миллерс. – Может, десять- двенадцать. Вы парни крепкие, выдержите. Поди, в Куантико? и не такому учили. – Индро Юльевич, как состояние Лобачевского? – спросил тем временем Решетников у Вессенберга. Эстонец во время вынужденной задержки посчитал у раненого пульс, оттянул веко и посветил фонариком, проверяя реакцию зрачка. – Стабильно тяжелое. Пока действуют препараты, опасаться нечего, но, чтобы поддерживать его в состоянии медикаментозной комы, нужны новые инъекции. Словом, и здесь время работает против нас. – Значит, пойдем быстрее, – подытожил за всех Андрей Гумилев. …Минут двадцать отряд двигался в полной тишине, нарушаемой лишь хрустом гравия под ботинками. За это время Ростислав вспомнил старую аксиому о том, что по шпалам идти очень неудобно, потому что они кладутся так, что шагать на каждую – коротко, а через одну – длинно. Еще он насчитал шесть технологических проходов, уводящих в неведомые подземелья, два огромных зарешеченных устья вентиляционных шахт, несколько запертых железных дверей – и никаких признаков живых существ. Четырехрукий монстр и летучие мыши были, похоже, единственными обитателями тоннеля. |
