|
Я нервно сглотнул. Дочке Игоря – Наташе – было лет шесть. Она играла в куклы, одну из которых я узнал сразу: сам принес с поверхности. – Дядя Саша. – Девочка поднялась с колен, подошла ко мне, уткнулась носом в мою куртку. Мы были хорошо знакомы. Я доставал ей наверху игрушки, что-нибудь из еды. Она уловила мое настроение. Дети это умеют. – Ты чего такой грустный, дядя Саша? – Разве? – Я вижу. Ты обычно веселый, смешишь меня. А сегодня грустный. – Сегодня я немного устал, а завтра, вот увидишь, снова буду тебя смешить. Девочка подняла голову. Я погладил ее по макушке. Надо было что-то сказать, но что? Я не мог произнести ни слова. Язык словно прилип к нёбу. Жалость сдавила сердце тисками. – Вы все уже вернулись? – заглядывая мне в глаза, спросила малышка. – Да, совсем недавно. – А мой папа… он где? Я содрогнулся. Как объяснить такой крохе, что ни папы, ни мамы у нее больше нет. – Он… он, – запинаясь, заговорил я, но девочка прервала мои мучения. – Он вместе с мамой, наверху, – с гранитной уверенностью сказала она. – Где? – не сразу сообразил я. – Он ушел к маме на небо. Так и должно быть. Папа всегда любил маму, а она его. – Все верно, солнышко, – грустно произнес я. – Они ушли на небо. А еще твои папа и мама очень любили тебя. – Я знаю, – кивнула девочка. – Придет время, и мы встретимся. Я пойду еще немного поиграю… Можно, дядя Саша? – Можно, конечно, – на автопилоте произнес я. Воспитательница отвела малышку на палас, вернулась ко мне. – Наташа очень умная девочка. Все понимает. Иногда мне кажется, что дети мудрей нас, взрослых. Они бы никогда не допустили всего этого. Теперь вам стало легче? – Немного, – вздохнул я. – Признаюсь, что я живу до сих пор только из-за детей, иначе давно бы наложила на себя руки, – с тоской в глазах сказала женщина. – Чем вы их кормите? – спросил я, чтобы сменить тему. Воспитательница грустно вздохнула. Понятно, никто не думает о будущем, всех интересует только текущий момент. Пожалуй, оно и верно. Иначе под землей свихнешься. Я столько раз ловил себя на мысли, что как только начну размышлять о всякого рода перспективах, так потом хожу сам не свой, спасаюсь лишь самогонкой, а так и спиться недолго. Нет, нынешнее существование к философии располагает мало. Воспитательница отвела меня на кухню, приоткрыла кастрюльки: – Скоро будет обед. Сейчас покажу. Жиденький суп, на второе пюре из не пойми чего. Я снял с плеч вещмешок, развязал узел. Незадолго до визита к доктору заглянул на склад, получил причитающий паек и сухпай в дорогу. Пересчитал банки с тушенкой, вынул ровно половину и отдал Кабанихе: – Это вам. Вернее, детям. Здесь, конечно, немного. Если вернусь, что-нибудь придумаем. Вы уж позаботьтесь о ней, пожалуйста. Женщина деловито сгребла банки в картонную коробку, сдержанно кивнула: – Не беспокойтесь. Все, что от меня зависит, я сделаю. Идите, Саша. Я правильно сказала: вас ведь Сашей зовут? – Да. – Я сглотнул предательский комок. – Спасибо, Саша. Ни о чем плохом не думайте. – Я постараюсь. На перроне я столкнулся с отцом Варфоломеем. Священник рясы не носил, на нем был черный морской бушлат, ватные брюки и каракулевая шапка-ушанка. Раньше он служил на флоте. По слухам – морпехом, воевал. Случилось в его биографии нечто, заставившее крепкого сильного мужчину отдалиться от мирских дел и принять сан. – Здравствуй, Александр, – прогудел отец Варфоломей. – Здравствуйте, батюшка. Священник видел, откуда я вышел, и догадался обо всем. |
