– Мы отберем у них все добро! – заорал я. – И разделим его по справедливости! Лавки и мастерские – рабам! Землю – крестьянам! Мечи и копья – гладиаторам! Братские могилы – цезарю и патрициям!

    – Ура! – закричали варвары.

    – На Рим! – закричали варвары.

    – За нашу варварскую родину! – закричали варвары.

    – За нашего вождя! – закричали варвары.

    – За власть Советов! – Странно, а про Советы я еще ничего не говорил.

    Они начали строиться в колонны, которые двинулись в сторону города на горизонте. Я заложил правую руку за спину, левую простер перед собой и крикнул:

    – Верной дорогой идете, товарищи!

    И тут из колонны гладиаторов выскочила женщина. Она была небольшого роста, некрасивая, с растрепанными волосами, так что на прекрасную подругу варваров никак не тянула. В руках у нее был арбалет. В арбалете была заряжена отравленная стрела.

    Откуда я знаю, что она отравленная? А откуда в своих снах мы наверняка знаем вещи, которые вроде бы знать не должны?

    – И ты, Каплан? – спросил я.

    – Ага, – сказала она, припадая на одно колено и целясь.

    – Не ожидал, – сказал я.

    – Сюрприз.

    Стрела вонзилась в мою грудь, и я почувствовал, что падаю. Земля накренилась под странным углом, и я, не в силах удержать равновесие, скатился с броневика. Последнее, что я слышал перед тем, как наступила полная темнота, был крик, встревоженный и какой-то радостно-испуганный:

    – Братаны! Кажись, Ильича завалили!

    Но самой странной была…

    Третья часть

    Я сидел в кресле. Кресло стояло в пустоте. Я был молод, хорош собой, одет в весьма изысканный костюм и покуривал сигару. Напротив меня стояло другое кресло. В нем тоже сидели.

    Мой собеседник был мужчиной солидного возраста, но не старым и ни в коей мере не дряхлым. На нем был костюм для верховой езды, порядком замызганный – следы недавней прогулки, белые перчатки он держал на сгибе локтя.

    – Так что же вы хотите, милейший? – спросил я бархатным голосом, за которым скрывалась сталь моего характера.

    – Ничего особенного, – сказал он. – Я хочу, чтобы вы просто продолжали делать свое дело.

    – Какое?

    – Любое, – сказал он. – Лишь бы вы сами получали от него истинное удовольствие.

    – И какая вам с этого выгода? – осведомился я.

    – А вы не верите в мой альтруизм?

    – Простите, не верю. Я не верю в чей-либо альтруизм вообще, тем более я не могу поверить в ваш.

    – Полноте, – сказал он, – не так уж я эгоистичен.

    – Все ваши биографии говорят обратное.

    – Найти правдивого биографа всегда было большой проблемой, – сказал он. – Кто-то приукрашивает мой образ, кто-то, наоборот, пытается сделать его как можно более отталкивающим. Боюсь, никто никогда не напишет правды.

    – А в чем она заключается?

    – Я ничего не хочу для себя, – сказал он.