Шибаев сложил газету, пододвинул к Кристине.

– Что я должен сделать?

– Ты же частный сыщик, Саша! Я тебя нанимаю, узнай, кто она и что там произошло. Не могу я, чтобы ее зарыли, как собаку, под номером! Не могу! – Она заплакала.

Шибаев не помнил Кристину плачущей и вдруг именно сейчас увидел в этой огорченной и беззащитной женщине девочку из детства. Наверное, в его теперешнем восприятии их обоих в те далекие времена присутствовал элемент сочувствия и жалости – молодые, глупые, зависимые. Ему хотелось вытереть ей слезы и погладить по голове. Но он не сделал ни того, ни другого, просто протянул салфетку. Кристина кивнула благодарно, промокнула глаза и нос.

– С тобой говорили? – спросил он.

– Ну, в самый первый день вроде допрашивали. И все. С тех пор я никого не видела. Была в райотделе, спрашивала. Они меня помытарили, походила я по кабинетам, да так ничего не сказали. Взяли телефон, обещали позвонить, если что. Яму, сказали, можете зарыть. А толку? Что есть яма, что нету, ты же понимаешь! Я ее видеть не могу, эту дачу! И кусты пропали, хотя… теперь не до них. Там сажать я уже ничего не буду. Никогда! А ее хоть похороню по-человечески. Наш сосед работал когда-то в органах, так он говорит, какое дело? О чем вы говорите? Никакого дела не будет. Свежаков полно, а тут старое захоронение. Никому это уже не нужно. Заройте яму и забудьте. Поверишь, я спать перестала!

– Ты действительно хочешь, чтобы я этим занялся? Или чтобы я спросил у своих по старой памяти? Что и как.

– Я хочу, чтобы ты этим занялся, если у тебя есть время. Я заплачу!

– Не надо мне платить. Если понадобятся деньги на расходы, я скажу.

– Так ты берешься?

– Посмотрим. Ты… хорошо подумала?

Она взглянула недоуменно, и он пояснил:

– Сосед прав, может, и не стоит… – И поспешно добавил, увидев, как задрожали ее губы: – Не подумай, что я против…

– Чтобы ее как собаку!

Она смотрела на Шибаева заплаканными глазами, и ему стало неловко. Прав Алик – он сухарь и никогда не понимал женщин. Может, от этого все его проблемы. Он зарыл бы эту яму и… все. Или посадил кусты сирени.

– Мы не могли бы поехать туда? – спросил он деловито.

– Сейчас? Можем! Конечно! – обрадовалась Кристина. – Спасибо, Ши-Бон. Ты не представляешь себе, что это такое…

Она назвала его полузабытым детским прозвищем, кликухой, как они говорили, и что-то отозвалось в нем с сожалением.

– Я перестала спать…

Он не понял, что она имеет в виду, снова пожурив себя за толстокожесть. Такая скорбь по неизвестной женщине показалась ему, мягко говоря, странной. И он снова подумал, что они другие, прав Алик, и никогда их не поймешь…

Вечерело, когда они въехали в ворота дачного кооператива. Залаяла собака сторожа и побежала следом. Кристина руководила, и Шибаев послушно сворачивал направо и налево. Пышные кусты и высокие стебли желтых цветов бились в окна машины.

– У тебя красивая иномарка, – заметила Кристина.

– Угу, – ответил Шибаев. Он любил свой мощный темно-синий «BMW», купленный на «американские» деньги.

Дача Кристины оказалась большой, двухэтажной, сложенной из красного кирпича, с широкой деревянной верандой и крыльцом. От калитки к дому вела выложенная красной и зеленой плиткой дорожка, обсаженная цветами.