|
ЗИЗИ (преграждая дорогу). Александр Сергеич, чего это вы опять наговорили Аннет? Она выбежала, точно ошпаренная.
ПУШКИН. Да так, ничего особенного. Предложил ей руку и сердце.
ЗИЗИ. Ха-ха-ха, да вы большой шутник, господин Пушкин.
ПУШКИН. Уверяю вас, Евпраксия Николаевна, это истинная правда.
ЗИЗИ (явно не верит, но охотно поддерживает шутку). Ну, тогда я пойду поздравлю счастливую невесту. (Делает вид, что хочет уйти).
ПУШКИН. Не спешите, Зизи. Разве вы не желаете поднять бокал за наше счастье?
ЗИЗИ. Да погодите вы. Я сварю жженку, вот и выпьем, когда пробьет полночь.
ПУШКИН. В полночь выпьем вашей знаменитой жженки, а теперь вина. (Наливает себе в граненый бокал, а Зизи — прямо в ковшик).
ЗИЗИ (деловито). За что пьем?
ПУШКИН (задумчиво разглядывая хрусталь на свет). За вас, Зизи, кристалл души моей. Предмет стихов моих невинных, Любви приманчивый фиал, Ты, от кого я пьян бывал!
ЗИЗИ. Ну, Александр Сергеич, вы прямо поэт! (Пьет из ковшика).
ПУШКИН. Ах, зачем я не этот ковшик!..
ЗИЗИ (поперхнувшись, ставит ковшик на стол). В каком смысле?
ПУШКИН (все более увлекаясь). Зачем не меня касаетесь вы своими прелестными юными губками, зачем не мне…
ЗИЗИ. Вы забываетесь, Александр Сергеич! (полушутя-полувсерьез бьет его ковшиком по руке).
ПУШКИН (неожиданно даже для себя). Евпраксия Николаевна, выходите за меня замуж!
ЗИЗИ. Как? (хохочет) Замуж?!
ПУШКИН. Что тут смешного? Или я ничего, кроме смеха, у вас не вызываю?
ЗИЗИ. Нет-нет, ну что вы, Александр Сергеич, вы же знаете, как я вас люблю и уважаю, но… Но это так неожиданно. И я еще так молода…
ПУШКИН. Молодость — единственный недостаток, который с годами проходит. Ну так вы согласны, или как?
ЗИЗИ. Ну конечно согласна, глупенький!
ПУШКИН. О Зизи, любовь моя! (подхватывает ее и в порыве чувств кружит по гостиной).
Входит Осипова с пирогом на подносе.
ОСИПОВА. Доченька, оставь нас с Александром Сергеичем.
ЗИЗИ. Ну, маменька…
ОСИПОВА (строго). Ступай, ступай. (Ставит пирог на стол).
Зизи нехотя и неспеша уходит.
ПУШКИН (как бы про себя). Ах, какая девушка!..
ОСИПОВА (усаживаясь в кресло). Да и вы садитесь, Александр Сергеич, в ногах правды нет. Анюта мне сказывала, будто вы хотите со мной поговорить.
ПУШКИН. Н-ну да, хотел. А… А она вам не сказала, о чем?
ОСИПОВА. Нет, но я надеюсь это услышать из ваших уст.
ПУШКИН (после недолгого молчания, как бы собравшись с духом). Прасковья Александровна, позвольте мне нижайше просить руки вашей несравненной дочери!
ОСИПОВА. Ах, даже не знаю… Это так неожиданно!
ПУШКИН. Да-да, я все понимаю. Я ей не пара, я ветрогон, вертопрах, более того — поэт, да еще высланный за неблагонадежность! Но поверьте, Прасковья Александровна, я люблю Анну Николаевну и сделаю все, чтобы она была счастлива.
ОСИПОВА. А она согласна?
ПУШКИН. Согласна, согласна! Я ей говорю: Евпраксия Николаевна, выходите за меня, а она…
ОСИПОВА. Погодите, Александр Сергеич, я не очень поняла, к кому вы сватаетесь — к Аннушке или к Евпраксеюшке?
ПУШКИН (с жаром). Дорогая Прасковья Александровна, обе ваши дочери столь прелестны, столь благодетельны и обольстительны, что я с великою охотой посватался бы за обеих — но увы, сие невозможно в нашем отсталом государстве. (Говорит все более быстро и напористо, не давая собеседнице и слова вставить) Но все самые превосходные качества Анны Николаевны и Евпраксии Николаевны ни в малейшее сравнение не идут с вами, почтеннейшая Прасковья Александровна! (Вскакивает с кресла, бегает по гостиной) Умоляю вас, будьте моей женой! (Останавливается перед Осиповой как вкопанный). |