С нее свисали лохмы плоти и сухожилий.
— Крепкий орешек, — сказал Раймон.
И подскочил на месте, увидев, как рука Сатурна сама собою повалилась на скамью.
Впятером они не помещались на противоположной скамье, но Раймон вышел в коридор, захватив с собой из желтого чемоданчика лист наждачной бумаги и напильник, чтобы размяться. Так что, считая от окна к двери, там сидели Коринна, Гарамюш, Жак и Брис.
— Ну и хам! — сказал Жак.
— Не желает разговаривать, — сказала Гарамюш.
— Это мы еще посмотрим! — сказал Брис.
— Я могу предложить еще кое-что, — сказала Коpинна.
II
Поезд продолжал катить по заснеженной степи, то и дело сталкиваясь с вереницами нищих, возвращающихся с подземной барахолки в Гольцине.
Уже совсем рассвело, и Коринна разглядывала пейзаж, который открывался и скромно скрывался в кроличьей норе.
У Сатурна Ламийского осталась только одна нога и полторы руки, но, поскольку он спал, естественно, трудно было ожидать, что он заговорит.
Проехали Гольцин. Скоро уже и Херостров, всего в шести верстах.
Брис, Жак и Раймон совсем обессилели, а их боевой дух висел на волоске, на своем, зелененьком, для каждого.
В коридоре заблаговестил колокольчик, и Сатурн подскочил на месте. Брис уронил свою иглу, а Жак чуть не обжегся электроутюгом, которым как раз пользовался. Раймон продолжал прилежно прощупывать точное нахождение печени, но рогатке Бриса не доставало точности.
Сатурн открыл глаза. Он уселся с большим трудом, поскольку отсутствие левой ягодицы, похоже, выводило его из равновесия, и натянул сползший плед на свою ногу в лохмотьях. Обувь всех остальных хлюпала по полу, по углам набралось полно крови.
Тогда Сатурн встряхнул своими светлыми волосами и от души улыбнулся.
— Я не из болтунов, а? — сказал он.
Как раз в этот момент поезд въехал на вокзал Херострова. И все вышли.
|