— Кто-нибудь вас все равно увидит.

— Может быть, да, а может быть, и нет. Надеюсь, что не увидят.

Темной линией он изобразил на бумаге реку и отметил места, где в нее впадают разные ручьи и речушки. После его ухода я несколько минут разглядывала схему, потом вернулась в каюту. Эсси Бьюкенен в каюте не было, так что я просмотрела содержимое саквояжа, чтобы убедиться, что все в порядке. Их намерения мне известны не были, но я подозревала, что они собирались ограбить меня сразу после того, как я покину корабль в Цинциннати.

К устью Биг-Сэнди мы должны прибыть очень поздно. Если удастся, я вынесу саквояж из каюты, передав его Дориану Чантри в наружную дверь, когда Эсси пойдет ужинать.

Но что означает появление Феликса Хорста? Узнал ли он о неудаче двух других? Но откуда?

Нет, у Хорста должен быть свой собственный план. Возможно, он так и хотел — встретить меня подальше от Филадельфии или Питтсбурга, в таком месте, откуда вести идут очень долго или вообще не доходят. На реке люди частенько исчезают, а какая-нибудь пещера может годами служить преступнику надежным укрытием.

Хорст — не дурак и не захочет снова попасть в руки закона. Он знает, сколько у меня денег, и будет очень тщательно выбирать подходящий момент.

День тянулся медленно. С большой осторожностью мы прошли опасный Зеленый порог. Я следила за ручьями и речушками, отмечая их в памяти, потом вернулась в каюту и прилегла. Хотелось немного отдохнуть перед новым приключением.

В каюту вошла Эсси Бьюкенен.

— Что с вами, милочка? Неважно себя чувствуете?

— Голова разболелась, — солгала я. — По-моему, мне просто нездоровится, а может быть, малярия. Все утро то знобит, то бросает в жар. Думаю, надо полежать.

— Принести вам что-нибудь?

— Нет, спасибо. Просто отдохну.

К ужину я вышла в кают-компанию, и, поскольку Эсси сидела за другим столом и не могла за мной следить, я достаточно плотно поела. Дориан Чантри сидел напротив.

Поблизости были другие пассажиры, поэтому мы не могли говорить о наших планах, да и о себе тоже. Зато можно было оглядеться по сторонам и рассмотреть, кто с нами едет. Дотошный англичанин, интересующийся американским Западом, задавал попутчикам вопросы и, казалось, не совсем верил ответам. Очевидно, его предыдущие представления расходились с тем, что он увидел и услышал, и это его смущало.

Он с удивлением обнаружил, как много людей читают Диккенса, Скотта, Тэккерея и других писателей, хотя я не пойму, чему тут удивляться. На Западе много любителей почитать. А вот книги доставались трудно, и потому ими особенно дорожили.

— Мисс Сэкетт, а вы любите читать? Я имею в виду — ради удовольствия?

— Конечно.

— И у вас дома есть книги?

— Порядочно. Папа, бывало, давал читать и другим, но книги почему-то не возвращались. Мой дядя Регал увлекался Вальтером Скоттом. Помню, когда еще под стол пешком ходила, он без конца декламировал «Деву озера» и что-то из «Мармион».

— Наизусть?

— Разумеется. У всех Сэкеттов хорошая память. Частично от природы, частично благодаря учебе. Когда книг мало, люди вынуждены учить свою историю наизусть. Мы заучивали рассказы о прошлом, как, скажем, барды у ирландцев или валлийцев. Очень похоже на странствия по незнакомым местам. Отмечаешь в памяти вершину горы, дерево или какой другой ориентир, потом идешь и оглядываешься, запоминая, как он будет выглядеть на обратном пути, который всегда кажется чуть-чуть другим. Учишься запоминать — там дерево, здесь скалу или что-нибудь еще, что может послужить ориентиром. Раз увидев, уже не забываешь. Папа начинал нас учить с малолетства, так же, как его самого учил отец.