— Еще не решил. Подумывал было заняться коневодством. Люблю деревенскую жизнь.
— Через несколько дней вы увидите замечательные места. Это не самая лучшая часть Кентукки, но все же. Если вы хотите разводить лошадей, лучшего места не найти.
— Мэриленд, — возразил он, — Мэриленд или Вирджиния. Кому захочется торчать в ваших диких местах?
— Но они уже не дикие. Разве что в горах.
Он повернулся спиной к борту и, опершись локтями, принялся разглядывать палубу.
— Но некоторые поселенцы до сих пор живут в бревенчатых хижинах! — воскликнул он.
— Я, например, живу. И мне очень нравится.
Он был поражен.
— Вы? В наши-то времена?
— Наш дом строил еще дедушка. И он — третий, построенный на этом месте или рядом. Первые два сожгли индейцы во времена Революции.
— Бревенчатая хижина? В 1840 году?
— В нашем доме тепло и уютно, с крыльца открывается замечательный вид на горы.
…Дориан поглядел в лицо девушки, освещенное лунным светом. Слабым отблеском на нем играл свет окон кают-компании. Она действительно мила. Но жить в бревенчатой хижине? В нынешние времена?..
— У нас еще есть скотный двор, мы сами сбиваем масло и печем хлеб. Обходимся главным образом тем, что дает нам земля, за исключением тех вещей, что покупаем у бродячего торговца, — иголок и прочей мелочи.
— И вам никогда не хотелось уехать оттуда? Разве вы не думали о том, чтобы покинуть ваши места? Поселиться в городе?
— О да! Я думала об этом, даже разговаривала с Регалом. Да вот только мы, Сэкетты, очень долго прожили в этих горах. Просыпаешься утром и видишь, как в долинах стелются облака, а вершины гор — будто острова. Надо видеть наши горы в пору, когда расцветают рододендроны, или азалии, или горный лавр. У нас не много житейских благ, зато мы богаты тем, что дарует нам Бог.
— Ваша семья всегда жила в горах?
— Нет, думаю, что нет. Очень-очень давно на свете жил Джубал Сэкетт. Он отправился на Запад, за Миссисипи. Ушел и вернулся, а потом ушел во второй раз. Считается, что навсегда. У Джубала был особый дар.
— «Дар»?
— Ясновидение. Он знал заранее, что может случиться.
— В это я не верю.
— Многие не верят. У меня нет этого дара, но в нашей семье он сохранился.
— Это только предрассудок.
— Может быть, но в истории нашей семьи он занимает почетное место. — Оглянувшись, я прошептала: — Они уходят.
— Но нам придется ждать. Судя по вашей схеме, мы еще далеко от места.
— Будем там через час или больше, смотря какое течение. — Помедлив, я добавила: — Когда спустят сходни, немедленно бежим на берег — прежде чем кто-нибудь догадается нас выследить.
— Лучше бы подождать до Цинциннати, — снова возразил он. — Среди людей надежнее.
Бесполезно ему говорить, что я не привыкла, чтобы обо мне заботились другие. У нас каждый полагается сам на себя, а не на чужую защиту и помощь. Если же тебе помогают, а в горах это случается часто, то принимаешь это как дар и, когда возникает возможность, платишь тем же. Просто мы на нее не рассчитываем.
Как только мы сойдем на берег в устье Биг-Сэнди, меня вряд ли скоро отыщут. Там, где лесная чаща упирается в небо, — там моя земля.
В темноте что-то шевельнулось. Я положила руку ему на рукав. Он удивленно поглядел на меня. Я прижалась к нему, это было приятно.
— Там кто-то стоит, — прошептала я. — У трапа штурманской рубки.
Может быть, мы сглупили, ожидая, когда все уйдут. |