Однако чудесные возможности, заключавшиеся в бараньей шкуре, тем более не простой, а волшебной, далеко не исчерпывались той ролью, которая принадлежала ей в церемонии врачевания или очищения. Сконцентрированный в ней запас магической энергии был настолько велик, что мог использоваться также и в других, гораздо более сложных и трудных ситуациях. До нас дошла весьма любопытная версия мифа о вражде двух братьев Пелопидов: Атрея — отца Агамемнона — и Фиеста, их борьбе за микенский престол. В этом мифе вновь появляется золотой баран или (по другим вариантам) только его шкура, от обладания которой зависит исход борьбы между двумя претендентами на власть. Сначала этот волшебный талисман принадлежал Атрею, являясь как бы залогом его преимущественного права на отцовское наследство, но затем коварный Фиест соблазнил жену Атрея Эропу, похитил с ее помощью золотого барана и сам стал микенским царем, но ненадолго. Разгневанный Атрей велел бросить Эропу в море, а Фиеста изгнал из Микен и с помощью богов вернул себе утраченную власть. Вполне возможно, что во многом сходную роль золотое руно играло и в первоначальном варианте мифа о Ясоне и его плавании в Эю. Ведь и в этом сказании главный герой был лишен отцовского достояния и подобающей ему по происхождению царской власти. Вероятно, только с помощью волшебного руна он мог вернуть себе и то, и другое. Да и самому царю Пелию — коварному дяде Ясона, пославшему его на этот нелегкий подвиг, золотое руно было нужно не просто как какая-то заморская диковинка, а прежде всего как важное магическое средство, дающее его обладателю великую силу и власть. Вполне логично, что на поиски этого волшебного предмета Пелий послал не первого встречного, а человека, владеющего магическим искусством, о чем свидетельствовало уже само его имя, и, стало быть, способного овладеть руном.

Едва ли есть надобность объяснять читателю, что сугубо фантастические события, образующие первоначальное сюжетное ядро мифа об аргонавтах, не нуждались ни в какой более или менее точной географической «привязке». Подобно скитаниям Одиссея, они происходили не в реальном пространстве, которое можно было бы хотя бы приблизительно, в самых общих чертах воспроизвести на географической карте, а в своего рода четвертом измерении или же в неком мифологическом гиперпространстве. Как было уже замечено, в первоначальном варианте мифа плавание Ясона и его спутников имело своей конечной целью отнюдь не побережье реальной Колхиды, а некую сказочную страну Эю, расположенную (это — единственное, что может быть сказано о ее местоположении) на огромном удалении от исходной точки их путешествия, на самом краю земли, а возможно, и по ту сторону от этой черты — на другом берегу Океана, там, где древние помещали царство теней. Но когда же Эя стала Колхидой? Когда на греческих картах эта вымышленная страна оказалась довольно точно локализованной на восточном Кавказском побережье Черного моря, по обе стороны от места впадения в него реки Фасис (Риони)?

Очевидно, это могло произойти только после того, как греческие мореплаватели досконально исследовали всю циркумпонтийскую зону, то есть всю окружность Черноморского бассейна, не исключая и самой удаленной восточной ее части, где было расположено царство колхов. Вообще мы все еще довольно плохо представляем себе, как шло освоение греками берегов Черного моря, которое они вначале назвали Понтос Аксинос, что значит «Море негостеприимное», каким оно в действительности и было, а потом, вероятно, чтобы как-то смягчить его капризный нрав, переименовали в Понтос Евксинос, то есть «Море гостеприимное». О времени и обстоятельствах проникновения греческих мореходов в этот замкнутый водный бассейн почти ничего не известно. «Во мраке веков скрыт от нас тот день, когда первый корабль эллинов вошел в воды Понта», — писал более пятидесяти лет тому назад немецкий историк В. Бурр. К сожалению, с тех пор положение почти не изменилось.