– Ни за что не возьму, Сергей Александрович! – решительно сказал Митро, беря с подноса кредитку и возвращая ее князю. – Не обижайте меня. Вы у нас – гость самый дорогой.

– Ну, прости, коль обидел, – рассмеялся, сверкнув зубами, Сбежнев, и его лицо сразу помолодело.

Он снова сел на диван. Цыгане притащили стулья, подушки и разместились вокруг.

– Что ж вы тогда так исчезли неожиданно? – спрашивал Митро, единственный из всех усевшийся на диван рядом с князем. – Мы вас ждали, искали...

– Да ведь ты и сам все знаешь, я думаю, – снова невесело улыбнулся Сбежнев. – Если Настя здесь – ты все знаешь...

– Ваша правда. – Митро покосился на насупленного Илью. – Но нам-то тогда что только в голову не влезло! Вот клянусь, попадись вы мне тогда – до смертного греха бы дело дошло! Убил бы не глядя, плевать, что каторга за такое!

– Вот уж не сомневаюсь, – усмехнулся князь.

Митро нахмурился:

– А вы чего же ждали? Вот-вот свадьба Настькина – а жених прочь из Москвы! Могли бы, между прочим, ко мне на конюшню зайти и по-честному обсказать... Я бы никому не обмолвился, а про вас хоть память бы хорошая осталась.

– Я собирался, – серьезно сказал Сбежнев. – Но, видишь ли, я дал Насте слово чести, что уеду из Москвы. Я хотел ее счастья... – Через головы цыган он снова взглянул на Илью.

Тот отвел глаза. Сердце прыгало как свихнувшееся. Мысли вспугнутым табуном степных неуков неслись во все стороны.

Настька... Настька... Где она? Побежал уж кто-то за ней наверх, кажется... Выйдет ли к князю? Выйдет, конечно, проклятая... Отчего не выйти-то? Чего сейчас-то бояться? И она уже не девчонка, и у Сбежнева вся голова белая, и у нее семеро детей, и у него небось немногим меньше, но только... только... Только что ж так сердце-то болит? И что за нелегкая этого князя принесла через столько лет? Как нарочно, дух нечистый, выбрал время, когда они с Настькой в Москве. Знал? Наверное... А откуда? Нет, не знал, случайно вышло... Ну, и подстроил ты, господи, угрюмо подумал Илья. Ведь через две недели уезжать обратно в Оскол собирались... Что ж теперь-то? Что будет-то, боже великий? Настька... Где она? Почему не выходит?

– Морэ, не сходи с ума, – раздался тихий голос за спиной.

Илья вздрогнул, обернулся.

– Чего говоришь?

– Говорю – с ума не сходи. – Митро смотрел сердито и встревоженно. – Неужто за столько лет не успокоился? Погляди на себя, всех цыган перепугал.

– Напугаешь вас, чертей... – зло проворчал Илья. – Показалось тебе.

– Может, и показалось. – Митро не отводил настороженного взгляда. – Только, христа ради, не надури мне тут опять.

– А не пошел бы ты, золотой мой... – вскинулся было Илья, но в это время в комнате наступила такая звенящая тишина, что он, еще не обернувшись, спиной, хребтом, всей кожей почувствовал: Настька... И понял, что так и есть, увидев, как неловко, держась рукой за спинку дивана, встал князь Сбежнев.

Настя стояла наверху лестницы, опираясь на перила, и, едва посмотрев на нее, Илья понял, отчего жены так долго не было. Наряжалась, чертова баба. Как девчонка-невеста, наряжалась... Откуда только вытащила это черное атласное платье, эти серьги с бриллиантами, персидскую, невероятных денег стоящую шаль, которую он же, Илья, ей и купил, отдав за эту тряпку весь ярмарочный барыш (табор тогда над ними со смеху умирал). Волосы Насти были уложены в высокий валик по последней московской моде, и лишь у виска дрожала вьющаяся непокорная прядка. На груди, спускаясь с шеи до самого пояса, тускло блестела нить жемчуга.