Лучше всего было бы теперь закричать, что в автобус забрался враг, навалиться на Мартынова всей оравой, связать, отвезти в милицию…

Слесаренко с сожалением отверг этот план. В автобусе было мало мужчин, а на женщин он не рассчитывал. Женщины могли и не поверить, что молодой, приятный на вид, хорошо одетый парень — враг. Скорее самого Слесаренко, небритого, в одежде далеко не праздничной, к тому же выпившего, сочтут за врага. Женщины Слесаренко не понимали. Он привык учитывать этот горестный факт.

Заведующий не отходил от задней двери. Он решил действовать так: Мартынов наружу, он за Мартыновым. А на станциях народу хватает, милиционеры тоже найдутся. Позвать на подмогу, и точка!

Но и этот план срывался. Мартынов пропустил три окраинные станции — на них как раз всегда было много людей — и сошел на загородной. У Слесаренко упало сердце, когда он выскочил следом: у шоссейной дороги стоял станционный навес, под навесом не было ни души, а с автобуса сошли лишь они двое.

Рослые деревья толпились кругом да неширокая — двум телегам не разминуться — булыжная мостовая уводила куда-то вправо. Там, вероятно, был поселок. Но Мартынов пошел не по дороге в поселок, а влево, к реке.

«Уйдет!» — мелькнула в мозгу Слесаренко смятенная мысль.

— Стой! — закричал заведующий. — Стой, говорю по-хорошему!

Мартынов остановился.

— Ну? — сказал он, когда Слесаренко приблизился. — Допустим, стою. А дальше что?

— Да вот видишь… — Слесаренко вдруг растерялся. Заготовленное «руки вверх!» показалось ему не вполне уместным в этой несуразной обстановке.

— А, боевой завтурбазой? — узнал Мартынов и рассмеялся. — Обожатель калининградской сардины!.. А здесь что делаешь?

Слесаренко почувствовал, как бурной волной прибывает храбрость.

— Пойдем! — Он потянул Мартынова за руку.

— Совсем с точки съехал?

— Пойдем, — твердил заведующий. — В милицию тебя… Потому что… Короче, понял?..

Рядом мирно плескалась Преголя. Мартынов рванулся и толкнул заведующего в плечо. Слесаренко не удержался на мокрой траве высокого берега и рухнул в воду.

От ужаса он даже не крикнул, падая. Преголя в этом месте глубока, и Слесаренко не сразу достал до дна. Отчаянно оттолкнувшись, он выплыл и тогда закричал:

— Тону! Помогите!

С обрыва на него глядел обозленный Мартынов.

— Холодная ванна тебе на пользу. Греби на берег!

Слесаренко закричал еще отчаянней:

— Я неплавающий! Помогите!

Мартынов прислушался, не отозвался ли кто на крик, потом отбежал в сторону и возвратился с обрывком полусгнившего фала — рыбацкой веревки со стальными жилами внутри.

— Я тебе покажу тонуть… Лови!

Он три раза бросал веревку, прежде чем Слесаренко, выбивавшийся из последних сил, ухватил ее. Мартынов проворно закрепил второй конец фала за ствол стоявшего неподалеку каштана и крикнул:

— Выбирайся сам! А еще встретишься, на три метра в землю вгоню. Я беспощадный, помни!

Слесаренко еле выкарабкался на сушу и, упав на песок, заплакал от бессилия и ярости. Но лежать в насквозь мокрой одежде было слишком холодно. Заведующий вскочил и побежал по тропинке.

— Врешь! — ожесточенно бормотал Слесаренко, прибавляя ходу. — Врешь, понял?!

Он выбежал на открытый участок, заставленный полуразрушенными производственными зданиями, и узнал, наконец, куда попал.