С этими словами Глейз, усадив меня рядом, берется за руль и кричит каким-то оборванцам, столпившимся позади машины:

— Эй, вы! Черт вас побери! А ну-ка, толкните!.. — И небрежно бросает, обращаясь ко мне — Ничего страшного, просто стартер сейчас в ремонте…

Под дружным натиском наших помощников машина приходит в движение, и мотор наконец подает признаки жизни. Глейз изо всех сил жмет на газ, видимо, желая взять реванш, и мчится сквозь толпу, осыпая проклятиями пешеходов, чудом уворачивающихся от машины.

Наконец мы останавливаемся перед знаменитым отелем «У Глейза», приютившим гостиницу, театр, дансинг и казино. Я не буду задерживаться на своих впечатлениях от этого странного заведения, для описания которого потребовалась бы отдельная глава. Кроме того, мне некогда любоваться его красотами. Прежде всего мне бросается в глаза кричащая фреска невероятных размеров кисти какого-то русского эмигранта, украшающая стены большого пустого полутемного зала.

Я прохожу в отведенную мне комнату, но Глейз и здесь не оставляет меня в покое, засыпая вопросами о таинственном грузе, конфискованном Тафари. Мне приходит в голову, что марселец может дать мне ценные советы, ведь в этой стране не обойтись без посредников. К тому же мне нечего от него скрывать, поскольку всем прекрасно известно, что шаррас не что иное, как гашиш.

Выслушав мой рассказ, Глейз снисходительно улыбается:

— Не переживайте, во-первых, вагон прибыл только вчера, и сегодня утром товар попал на таможенный склад. Однако Зафиро не теряет времени даром: он убедил английского посла, эдакого бестолкового протестантского пастора, обратиться к эфиопским властям с предложением уничтожить товар. Но я ни за что не поверю, что человек станет жечь пачку банкнот из-за того, что кто-то якобы может вложить деньги в дурное дело! Я достаточно знаю Тафари и уверен, что он посмеивается исподтишка, слушая проповеди англичанина. Негусу известна истинная стоимость вашего товара, и одно это послужит вам гарантией.

— Вы хотите сказать, что жадность владыки является залогом сохранности товара, но для меня-то он все равно будет потерян!

— Вы ничего не понимаете, и это немудрено. Повторяю: я достаточно знаю Тафари и умею к нему подойти…

— Я счастлив, что вы ладите между собой, Глейз, но я действительно ничего не понимаю. Поэтому прошу вас пока воздержаться от каких-либо действий! Вы, кажется, считаете, что шаррас ввезен в страну нелегально, благодаря вымышленному названию, которое ввело таможню в заблуждение. Но это совершенно не так. Дело носит вполне законный характер, и я собираюсь уладить его официальным путем. Прежде всего я должен посоветоваться с послом Госсеном…

— А! С этим прохвостом! Вы напрасно на него рассчитываете. Если мы встретимся в темном месте, я с радостью набью ему морду.

— Нисколько не сомневаюсь, но подождите немного, пока не представится подходящая возможность. Я все равно обязан нанести ему визит вежливости. Если он не сможет или не захочет уладить дело по закону, тогда мы подумаем о других способах.

— Ради Бога! Но вы еще пожалеете, что упустили драгоценное время.

Наконец мне удается выпроводить Глейза. Я закрываю дверь на двойной запор и собираюсь раздеться, чтобы принять ванну, но с удивлением обнаруживаю, что великолепная ванна с начищенными до блеска кранами лишена труб для подачи воды. Позже я узнал, что слуга приносит клиентам, настаивающим на том, чтобы помыться, воду в ведрах. Купание превращается в целое событие: нужно растопить печь, согреть воду в чанах — одним словом, несколько часов ожидания отбивают у «гидрофила», как презрительно именует клиентов-чистюль Глейз, всякую охоту…

Звуки негритянского джаза, доносящиеся снизу, действуют мне на нервы, и я сбегаю из своей комнаты, хотя и не представляю, куда деться в темном городе с грязными улицами.