Я, конечно, с ними разберусь, все будет, как и раньше, но мне очень хотелось бы, чтобы вы не мешали мне, а всячески помогали. – Николай Викентьевич выразительно посмотрел на Геру. – Далее. Во что бы то ни стало установить местонахождение Ирины. И учтите, мне она нужна живой и невредимой. Если хоть один волосок... Собственно говоря, это все. Служба безопасности может быть свободна, а программистов попрошу остаться.
Шестеро, в том числе и Гера, торопливо покинули кабинет, а двое остались на своих местах. Николай Викентьевич подождал, когда закроются двери, и продолжил:
– Надеюсь, хоть у вас результаты утешительные?
– Не так, чтобы очень, – вздохнул один из программистов – высокий нескладный парень в очках с золотой оправой. – Но кое‑что все‑таки удалось. Фирма, которая занимается интересующим нас «хайтеком», называется «Борсолина», штаб‑квартира в Италии, цеха в Сингапуре, Малайзии, в Гонконге, в Бразилии и частично в Европе – Нидерланды и Швеция. Разработка, которую они держат в строжайшем секрете, касается проблем искусственного интеллекта. Точнее – это электронный наркотик.
– Что? – переспросил Николай Викентьевич.
– Электронный наркотик. Информация поступила нам от надежного источника, который занимается промышленным шпионажем. Он полагал, что скачал с локальной сети новую технологию по микрокомпьютерному производству, а оказалось – игрушка для наркоманов.
– Так... Вот это поподробней, пожалуйста.
– Все очень просто, Николай Викентьевич, – вступил в разговор второй программист – лысеющий мужчина лет сорока. – Любой наркотик, будь то ЛСД, героин или обычная марихуана, которая разрешена к свободной продаже в Голландии, воздействует на центр наслаждений, который находится в головном мозге человека. Химические вещества поступают в этот центр, происходит возбуждение, начинаются галлюцинации, жор, жажда, желание танцевать, смеяться и прочее, прочее. Потом возбуждение переходит в торможение, человеку хочется спать, возникают ломки и прочая неприятная фигня... Так вот, «Борсолина» разработала электронный наркотический заменитель типа виртуального шлема, сейчас таких полно. Можно и на самолетах погоняться, и Клавку Шиффер, почти живую, трахнуть. Слабый ток прибора раздражает центр наслаждений, одновременно вырабатывая химические вещества сродни ЛСД. Человек видит качественные глюки, ломки почти нет, потому что отсутствуют отравляющие организм вещества, но зависимость рано или поздно появляется. Говорят, схема, применяемая в электронном наркотике, разработана так хитро, что через несколько сеансов применения сгорает и что‑либо сделать с ней нельзя, потому что она запаяна в эпоксидку. Поэтому, если привык, придется опять идти покупать игрушку... В общем, все как с настоящими наркотиками. Николай Викентьевич покачал головой:
– Хорошенькое дельце! Думаете, Ирине именно это удалось взломать?
– Думаю, да, – кивнул длинный. – Больше крупных взломов, которые могли бы иметь глобальный резонанс в мире, не было. А ведь именно об этом говорила Ирина, когда послала...
– Ну ладно, без комментариев, – оборвал программиста Николай Викентьевич.
– Извините, – вздохнул длинный. – Я не подумал...
– Не подумал! – передразнил программиста Николай Викентьевич. – Это тебе не электронные наркотики, а человеческая этика! Какой толк Ирине с этой игрушки?
– Многомиллионный. Хорошая альтернатива для наркомафии. Можно больше не зависеть от поставщиков, а производить все это дерьмо самим.
– Перспективы? – поинтересовался Николай Викентьевич.
– Хорошие, – сказал сорокалетний. |