Мальчик, согнувшись вдвое под тяжестью вязанки дров, неуклюже ковылял вдоль улицы. А в конце улицы, у старой хибарки, стояла женщина, именующая себя его матерью, — в замызганной юбке, чумазая, с палкой в руке.
Сверкнув глазами, Кейт отбросила книгу и, велев детям продолжать чтение самостоятельно, вышла из класса, взяла плащ и кошелек и поспешила следом за Джеми. Когда она догнала его, мать уже набросилась на мальчика. Его тщательно связанный веревочкой костыль валялся на земле, распавшись на части, а сам Джеми тщетно прикрывал голову от сыпавшихся на него ударов.
Кейт схватила женщину за руку и вырвала у нее палку.
— Позвольте сказать вам несколько слов, сударыня, — произнесла она спокойно, хотя у нее чесались руки отдубасить этой палкой неряху так, чтобы она взмолилась о пощаде. Но это не решило бы ее задачи. Не обращая внимания на поток брани, хлынувшей из безобразного рта, она продолжала: — Вы, по-видимому, не слишком любите своего сына.
— А за что его любить? Его папаша, лавочник, под мухой сделал мне сынка, а на следующий день окочурился от натуги. — Ее смех подхватила стоявшая в дверях соседка.
Кейт сжала кулаки и сделала над собой усилие, чтобы не сорваться.
— Значит, он вам не нужен?
— Он может просить милостыню, как та девчонка, которую вы подобрали, только мне приходится пинками выталкивать его на улицу.
— Во сколько вы его оцениваете?
— Во сколько? — Она презрительно плюнула. — Да он ломаного гроша не стоит.
Кейт открыла кошелек.
— Значит, если я предложу вам за него гинею, это будет справедливо.
Женщина раскрыла рот, а глаза ее в то же время сузились словно щелки. Грязные пальцы уже потянулись к монете, но лицо вдруг приняло хитрое выражение.
— Если вы хотите забрать его себе, мистрис, так он обойдется вам подороже гинеи. Старый сквайр за месяц давал ему больше.
— Но старый сквайр умер, а новый вам таких денег не предложит. Хорошо, пускай будут две.
Она услышала, как за ее спиной перешептываются женщины, подошедшие поближе, чтобы не пропустить развлечение. Джеми, ожидая решения своей судьбы, сжался в комок у стены лачуги и переводил взгляд с матери на Кейт. Его мать обвела женщин мутными глазами и нагло пощупала пальцами ткань плаща Кейт.
— Я бедная женщина, мисс Хардэм. Я не такая ученая, как вы, чтобы зарабатывать хорошие деньги. И мужчины, которые приходят ко мне по ночам, все люди простые, не чета вашим…
Кейт задохнулась и инстинктивно подняла руку. Она вдруг поняла, что вокруг стало очень тихо. Ее щеки пылали, а глаза матери Джеми горели бесстыдным торжеством. Собрав всю свою волю в кулак, она опустила руку в кошелек и вынула пригоршню монет.
— Я даю вам пять гиней, и это мое последнее слово, — сказала она так же спокойно. И повернулась к стоявшим в кружок женщинам: — Вы все будете свидетелями этой сделки. Я покупаю Джеми у его матери. Она больше не будет иметь на него никаких прав. Вы согласны с этим?
Они закивали, изумленно глядя на нее. Впрочем, после этого ни один поступок мисс Хардэм уже не был способен их удивить.
Мать Джеми пересчитала блестевшие на солнце монеты, глядя на них с вожделением. Затем, довольно посмеиваясь, побрела в трактир. Не обращая внимания на глазевших на нее женщин, Кейт положила руку на плечо мальчика:
— Пойдем, мальчуган, теперь ты принадлежишь мне. Через несколько минут у моих учеников второй завтрак — хлеб с молоком. Мы и для тебя найдем кружку.
Еще не успев до конца осмыслить происшедшее, мальчик послушно пошел следом за ней к ее дому. У дверей Кейт остановилась и прислушалась. Затем быстро завела мальчика внутрь и сказала несколько слов вдове, приходившей каждый день помогать ей по хозяйству. |