– Ники?

Слава богу, он пошевелился и открыл сонные глаза.

– Мама,  – он улыбнулся, зевнул и снова задремал, уютно устроившись у груди мужчины, будто ему было очень удобно.

Калли осмотрела его. Он выглядел так же, как и каждую ночь, когда она приходила проверить его. Дыхание глубокое и ровное, кожа слегка порозовела, как у всех спящих детей. И глаза были ясные, хотя и сонные. Она дотронулась до его щеки. Теплая, не слишком холодная, не слишком горячая.

Она снова начала дышать.

И тогда поняла, что мужчина, держащий её сына на руках, смотрел на неё, молча наблюдая за выражением её лица. Калли встретила его взгляд. Он выглядел задумчивым, подвижный рот был сурово сжат.

– Знаете, я не Длинный Ланкин, – тихо сказал он.

– Кто?

– Бука из песенки моего детства. Длинный Ланкин – джентльмен, который пил кровь невинных детей.

Она покраснела:

– Я не думала…

– Думали.

Последовала неловкая пауза, потом он добавил уже спокойнее:

– Думаю, у вас есть на то причины.

Она поглядела на лицо своего спящего ребенка и попыталась проглотить комок в горле. Да, у неё были причины.

– Вы доверяете мне отнести его в постель?

Она колебалась. Волосы Ники были влажными и всклокоченными, как перья только что высиженного цыпленка. Он выглядел маленьким, бледным и уязвимым в руках мужчины, но худенькое тело было расслабленно. Устал до изнеможения или просто доверяет этому человеку? Иногда это одно и то же, устало подумала Калли.

– Миссис Принн?

С усилием Калли поняла, что он обращается к ней.

– Да?

– Доверьтесь мне, – сказал он тем невероятно низким голосом. В спокойных глазах не было нерешительности.

Кали закусила губу и кивнула. Выбора не было. Она наклонилась, поцеловала Ники в лоб и откинула ему волосы.

– Сладких снов, дорогой, – прошептала она на его родном языке. Она чувствовала, что мужчина сверлит её взглядом, но он не сказал ничего, просто повернулся и вынес её сына из комнаты.

* * *

– Ну, мэм, ваш черед.

Калли спокойно сидела, пока миссис Барроу суетилась вокруг неё с полотенцами и ночным бельём. Пожилая дама быстро раздела Калли, неодобрительно восклицая по поводу мокрой одежды и тяжести нижней юбки. Калли быстро скомкала её, убирая с глаз. Всё её будущее было в этой юбке.

Миссис Барроу достала большую ярко-розовую фланелевую ночную рубашку и надела её на Калли, не переставая бормотать команды, как будто Калли была ребёнком:

– Вот так, поднимите руки. Продевайте. А теперь посидите здесь, у огня, а я принесу вам одеяло, чтобы опять было тепло и уютно.

Калли всё пропускала мимо ушей. Она привыкла, что горничные одевают и раздевают её, но никто из них не называл её «миленькая» и не опекал её так по-матерински тепло.

Конечно, это было неприлично, и если бы её отец или Руперт были здесь, они бы отчитали женщину за такую фамильярность.

Но папа и Руперт оба были мертвы, и здесь не было никого, кто смог бы застать Калли за нарушением этикета. И ей не надо было скрывать, как ей было хорошо от этого.

Миссис Барроу напомнила ей няню, которую она едва помнила. Сохранилось лишь смутное воспоминание о крупной мягкой женщине с большой грудью и удобными коленями, которая заботливо приговаривала и ворковала над ней, как миссис Барроу сейчас. Калли и забыла, какое это утешение.

Что сталось с няней? Она даже не знала её настоящее имя. Папа отослал её, когда Калли было шесть – вскоре после того, как умерла мама. Он увидел, как девочка сонно сидит у няни на коленях, слушая сказку. Папа сказал, что она уже слишком взрослая, чтобы с ней обращались, как с ребёнком. А сказки – это пустая трата времени… которая забивает головы чепухой.