Снежная буря налетела на побережье, загоняя людей по домам, а зверей по норам. Снег белым одеялом укрыл землю, но в замке за высокими стенами, в натопленных помещениях, было тепло и уютно. Работа Изольды заметно продвинулась вперед. Картина уже поражала сочностью отдельных фрагментов — красного, желтого и фиолетового цветов, отражавших напряжение схватки волка и дракона.

Ярость сражения на стене служила наглядным, зримым воплощением другой, не менее, а, быть может, даже более яростной борьбы, которая происходила в душе Изольды. Борьба шла нешуточная, все время подхлестываемая то насмешливыми, то полными искренней похвалы суждениями Риса. Картина была почти завершена, к ее удивлению, она оказалась очень большой, яркой и впечатляющей и возбуждала нечто такое в ее душе, чему она не могла подобрать слов. К словам Риса она боялась прислушиваться, хотя в глубине души отдавала себе отчет, что он во многом прав. Впрочем, картина ей удалась, это была ее лучшая работа — мощная, красочная, выразительная.

Чудовищный дракон, изображенный в основном в темных и синих тонах, с горящими красными глазами и блестящими клыками, поражал не только свирепостью, но каким-то удивительным волшебным очарованием.

Изольда отошла на шаг назад и со смешанным чувством взглянула на дракона. По матери она была наполовину валлийка, и какая-то часть ее души с восторгом взирала на свое творение, но по отцу она была Фицхью, и волк, символизировавший их род, не очень походил на совершенно беспомощного и поверженного зверя. Борьба валлийского начала с английским, смешанная кровь Изольды, ее двойственные отношения с Рисом явственно проступали сквозь изображение, придавая ему невыразимую внутреннюю напряженность и поэтичность. Порой она задавала себе вопрос: ну почему ее мать и отец никогда не ссорились и не воевали друг с другом? Более того, их брачный союз всегда служил образцом, многие даже завидовали их любви. Увы, вопросы всегда легче задавать, чем искать на них ответы.

Картина близилась к завершению, но Изольда все чаще и чаще в задумчивости застывала перед ней, рисуя в воображении противоположный сюжет: английский волк над поверженным драконом. Волчьи клыки перегрызают длинную драконью шею — восхитительное зрелище!

Изольда украсила картину второстепенными, но весьма существенными деталями: на скалах, окружавших поле битвы, появились розы, а на заднем плане виднелись смутные очертания замка Роузклифф и люди, со страхом наблюдающие за ходом битвы. Она хотела остановиться, ведь картина, в сущности, была закончена, но непонятная сила все время подталкивала ее под руку, заставляя выписывать все новые и новые детали. Рис нисколько не возражал, напротив, ему даже нравилось столь творческое отношение к делу.

Он всегда приходил вечером, когда она заканчивала работу или даже после того, как уже успевала уйти в свою спаленку. Картина ему нравилась, об этом он говорил ей открыто в лицо. Кроме того, как бы в подтверждение своей расположенности к ней, он часто по ночам играл на гитаре и пел песни, слов которых она не могла разобрать сквозь пол, разделяющий обе спальни, но, судя по их страстному звучанию, догадаться о его подлинных чувствах было нетрудно. Изнывающей от внутреннего томления Изольде приходилось то и дело напоминать себе, кто поет эти песни: их исполняет не менестрель Ривиус, которого она полюбила, а ее давнишний, самый упорный и злейший враг — Рис.

Более недели минуло с того дня, когда Роузклифф перешел в руки Риса. Она со страхом думала о будущем. Отец, дядя Джаспер и, конечно, сам Рис были настоящими воинами, с которыми шутки были плохи. К чему могло привести столкновение между ними — об этом страшно было подумать.

Вдруг скрипнула дверь, Изольда испуганно оглянулась. Но это был не Рис, а старый дружелюбный Тилло.

— Хозяин на конюшне.