Изменить размер шрифта - +
..

– Мило?! Первое, что выяснил этот сыщик, это то, что из моего дома ты звонил в Чикаго. Номер, по которому ты звонил, оказался рабочим номером телефона в табачной лавке, которой владеет некий мистер Кампан, являющийся чикагским гангстером, как тебе, наверное, хорошо известно.

– Эвелин...

В ее голосе теперь слышалось странное раздражение:

– Ты лгал мне. Ты обо всем докладывал им в Чикаго, ведь так?

– Это не должно тебя интересовать, Эвелин. Это может быть опасно для' тебя.

– Ты мне теперь угрожаешь?

– Нет! Черт, нет... Я просто не хочу, чтобы ты попала в беду.

– Ладно, ты был в больнице. Я знаю, у тебя огнестрельное ранение. Я беспокоилась, я и сейчас беспокоюсь о твоем здоровье. Может, ты сможешь мне все объяснить как следует, и я снова буду хорошо к тебе относиться. Но ответь мне на один вопрос.

Я вздохнул.

– Какой вопрос, Эвелин?

– Почему ты лежал в больнице, главный хирург которой приходится тестем какому-то известному гангстеру?

– Это тоже выяснил твой частный сыщик?

– Да.

– Эвелин, эти гангстеры управляют всем Чикаго. Это просто совпадение. Не беспокойся о том, чего нет.

– Они и тобой управляют?

– Иногда да. Когда появляется такая необходимость. И я иногда оказываю им услуги, потому что еще хочу жить.

– Бруно Ричард Хауптман мертв.

– Я знаю. Но что я могу теперь сделать?

– Ничего. Ничего.

– Эвелин... Эвелин, ты плачешь?

– Будь ты проклят, Геллер! Будь ты проклят.

Почти все женщины в конечном итоге говорят мне это. Даже светские женщины.

– Прости меня, Эвелин. Прости, что я не оправдал твоих ожиданий.

– Ты еще можешь оправдать их. Я знаю, в глубине души ты хороший человек.

– В самом деле? Означает ли это, что должность твоего шофера все еще вакантна?

– Ты жестокий, – сказала она, потому что я сделал ей больно.

Мне стало ее жаль, и я снова попросил у нее прощения.

Искренний тон, с которым она произнесла следующие слова, разбил бы мне сердце, если бы я поддался чувствам:

– Нейт, я знаю, этот маленький мальчик жив... Я уверена в этом. Если мы сможем его найти, то мы восстановим доброе имя Ричарда Хауптмана.

– Посмертное помилование не оживит его. Может быть, история оправдает этого бедолагу, но я не собираюсь делать этого. К тому же я не уверен, что этот ребенок жив.

– Я буду продолжать поиски, Нейт. Я никогда не смирюсь с этим.

– Я в этом не сомневаюсь, Эвелин. Ты найдешь себе новое занятие. Всегда есть дело, за которое можно взяться, как всегда найдется бриллиант, который можно купить, если есть деньги.

– Ты очень жесток.

– Иногда я бываю жестоким. Но никогда глупым. Прощай, Эвелин.

Я положил трубку.

Некоторое время я сидел неподвижно и затем что было силы ударил кулаком по столу так, что подскочил телефон и у меня разошелся шов. Боль была адской. Я расстегнул рубашку и увидел на повязке кровь. Теперь придется снова идти в больницу, чтобы рану зашили. Боже, как мне было больно. Я начал плакать.

Несколько минут я плакал, как ребенок.

Это все рана, говорил я себе. Но раны бывают разные.

 

1936 – 1990

 

 

Она продолжала заниматься расследованием этого дела и в 1938 году написала серию статей для журнала «Либерти» о своих приключениях, но в конце концов ее энтузиазм угас. В 1941 году в психиатрической больнице скончался ее муж. В 1946 дочь Эвелин, носившая имя своей матери, приняла слишком большую дозу снотворного и больше не проснулась; Эвелин не смогла перенести этого горя и через год умерла, формально от пневмонии.

Быстрый переход