Шарбараз посмотрел на него, как на таракана, обнаруженного в миске с чечевицей.

— Вот это… интересная мысль, — сказал он после паузы, во время которой явно перебирал в уме более терпкие определения. — Вряд ли он поставит его во главе новой видессийской армии — это было бы чересчур топорно. Более вероятно, что он содержал бы его в роскоши в Видессе до конца жизни, в качестве напоминания мне, чтобы я вел себя хорошо, если не хочу неприятностей с востока. На его месте я поступил бы именно так.

Абивард кивнул:

— Я думал примерно о том же, величайший. Теперь мне особенно хочется, чтобы мы наконец разобрались со Смердисом.

— А мне нет? Если он сдастся сам, я буду так благодарен, что на месте отрублю ему голову — и все. Даже не потащу его в Машиз, чтобы полюбоваться изобретательностью палачей.

— Это справедливо, — сказал Абивард и в расстройстве пнул пыль под ногами. — Куда же он подевался?

— Брось меня в Бездну, если я знаю, — ответил Царь Царей. — Когда начинал эту погоню, я думал, что она очень скоро закончится. Но теперь… — Он тоже топнул ногой. Абиварду вспомнились слова Динак. Но он не успел раскрыть рот.

Царь Царей продолжил:

— Хорошо, что мы все же взяли с собой роту видессийских саперов. Если он умудрится спрятаться в какой-нибудь крепости, они помогут нам выкурить его оттуда.

— Но со своим обозом они здорово замедляют наше передвижение, — сказал Абивард, окольным путем выражая свое несогласие. — И разведчики не могут далеко отрываться от основных сил, ведь Смердис увел с собой достаточно сторонников, чтобы задать небольшому отряду хорошую трепку.

— Это как раз меня не беспокоит. Как бы то ни было, мы очень скоро догоним его, — сказал Шарбараз. — В конце концов, он старик и командовал монетным двором, а не конной сотней. В седле он скукожится, как зелень в кипящем котелке.

Он поднялся — высокий, гордый, молодой, уверенный в себе — макуранский Царь Царей до кончиков ногтей. Видя эту царственную гордость — вне всякого сомнения, обоснованную, — Абивард был вынужден напомнить себе, что раньше Шарбаразу случалось недооценивать Смердиса.

— Не может быть! — с отвращением произнес Шарбараз.

— Не может быть, — с сочувствием произнес Абивард.

— Не может быть, — с восхищенным изумлением произнес командир видессийских саперов. Тощий, угрюмый, пропеченный солнцем Ипсилантис даже среди макуранцев показался бы человеком сдержанным, а уж для видессийца был вообще вопиющим исключением. Но когда Ипсилантис, подняв голову, вглядывался в крепость на вершине горы Налгис-Краг, он был потрясен не меньше любого макуранца.

Шарбараз относился к нему с уважением, может быть, большим, чем он оказал бы находящемуся на этой должности макуранцу. Он сказал:

— Памятуя о том, что ваши ребята творили между Тубтубом и Тибом, я отказываюсь верить, что что-нибудь может оказаться вам не под силу. Не сомневаюсь, ты придумаешь какой-нибудь хитроумный способ заставить Смердиса спуститься к нам.

— Бросьте меня в лед на веки вечные, величайший, ума не приложу, — ответил Ипсилантис. По-макурански он говорил бегло, хотя обычно молчал, относясь к тому редкому типу людей, которые говорят только то, что необходимо, и ни слова больше.

Царь Царей нахмурился:

— Если брать Налгис-Краг измором, на это уйдут годы.

В ответ Ипсилантис ограничился кивком, что ничуть не улучшило настроения Шарбараза. Он сжал кулаки. Абивард знал, что больше всего на свете ему хотелось разнести крепость Налгис-Краг по камешку.