Абивард сказал:

— Величайший, мне представляется, что у крепости все же есть одно уязвимое место.

Ипсилантис хмыкнул и покачал головой. Он вложил в это больше смысла, чем иные в длинную пламенную речь. Шарбараз язвительно осведомился:

— Просвети же нас, о великий знаток военного дела. Достойный всяческого уважения сапер видит перед собой неприступную крепость. Признаюсь, я тоже вижу перед собой неприступную крепость. До чего же замечательно, что ты нашел уязвимое место, которого не заметили мы. И что же это за уязвимое место?

— Птардак, сын Артапана, — незамедлительно ответил Абивард. — Крепость сама по себе может быть сложена хоть из алмаза, а не просто из железа и камня. Но раз ею командует Птардак, она может пасть. Ты же имел с ним дело, величайший. Я прав или нет?

Шарбараз ответил не сразу. В его глазах появилось отсутствующее выражение, никак не связанное с видом на крепость, сооруженную на вершине горы. До этого мгновения он думал только о крепости, но не о людях, находящихся в ней. Думая, он тихонько прищелкивал языком. Наконец он сказал:

— Что ж, зятек, очень может быть.

— Знать человека, с которым сражаешься, важнее, чем знать крепость, в которой он засел, — сказал Ипсилантис. Если вдуматься, мысль очень видессийская. Он обратился к Абиварду:

— Ну и что же этот Птардак, высокочтимый?

Теперь призадумался Абивард. Как охарактеризовать бывшего зятя?

— Он… слаб, — сказал он через мгновение. — Нет, он не трус, ничего похожего, но он как бы одет в грозный боевой панцирь. Если этот панцирь разбить, внутри будет мягко.

— Как устрица, — сказал Ипсилантис. Абивард знал это слово, хотя ни разу не пробовал устриц. Он кивнул. Сапер задумчиво потер подбородок:

— И как же разбить этот панцирь?

— Сказать ему, что произойдет с ним, когда падет крепость — а она рано или поздно падет, — нетерпеливо проговорил Шарбараз. — Ему от меня кое-что причитается не только за то, что он приютил у себя Смердиса, но и за восхитительный прием, оказанный мне в позапрошлом году. Припугнуть его хорошенько, и он сделает все, что мы захотим. Он должен знать, что могут сделать с ним палачи в Машизе, прежде чем позволят ему умереть.

Абивард покачал головой:

— Прости, величайший, но я не думаю, что таким образом мы сумеем запугать его. Даже если мы возьмем Налгис-Краг… — Вежливость не позволяла ему прямо возражать Царю Царей, Но он сомневался, что крепость можно покорить. — …как ты предлагаешь взять самого Птардака? Один шаг со стены — и от палачей он ушел. — Он слегка вздрогнул. Ох и далеко же падать со стены Налгис-Крага! Сколько всего успеешь передумать, пока летишь и ветер свистит в ушах, а мгновение тьмы еще не настало?

Шарбараз сверлил его сердитым взглядом. Но Ипсилантис сказал:

— Разумно, — таким тоном, что Шарбараз не мог возразить, дабы не показаться вздорным даже самому себе.

— И что? — буркнул Царь Царей. — Если мы не можем даже достать Птардака, как же мы сумеем запугать его так, чтобы он захотел выдать нам Смердиса? — Он задал этот вопрос как риторический, не сомневаясь, что никакого ответа у Абиварда нет. Сжав кулаки, Шарбараз продолжил:

— Неслыханно, чтобы какой-то дихган мог в одиночку бросить вызов всему царству!

Если бы в свое время Абивард не бросил в одиночку вызов всему царству, то не Смердис, а Шарбараз был бы сейчас замурован в Налгис-Краге. Он счел неполитичным поминать это, но жалоба Царя Царей навела его на мысль:

— Ты прав, величайший, тебе принадлежит все царство, а Птардаку — лишь один надел.