— Ну разумеется, дитя мое, — отозвалась Барзоя. В ней не было места сомнениям. — Теперь нам нужны крепкие союзники, а брак — наилучший способ их обрести. Все будет хорошо. Разве я не жила здесь в процветании, хотя ни разу не видела Годарса до того дня, как мои руки вложили в его руки?

«В процветании», — мысленно отметил Абивард. Мать не сказала, что жила в счастье. Возможно, если она вообще над этим задумывалась, счастье значило для нее куда меньше, нежели процветание.

Она продолжала в том же духе:

— И надел наш тоже будет процветать. Ты, Абивард, унаследовал разум отца; я знаю, что Господь поможет тебе пользоваться им с неменьшим успехом, ибо Она любит народ Макурана больше всех других народов.

— Да будет по-твоему, мама, — ответил Абивард. Барзоя ни словом не обмолвилась о том, что это она наметила путь, по которому он должен следовать.

Барзоя была идеальной женой дихгана — всегда наготове с разумными мыслями, но с радостью уступающая мужу, явленной миру половине супружеского союза, право пожинать плоды. Теперь она делала то же самое и для Абиварда.

Возможно, она хотела не только советовать, но и управлять наделом. При любом другом муже, не Годарсе, она, скорее всего, уже много лет этим и занималась бы. Абивард понимал, что по крайней мере сейчас ее идеи и обильнее, и интереснее, чем его. Это не доставляло ему радости. Если он хочет, чтобы Век-Руд принадлежал ему не только формально, но и на деле, придется быстренько набираться опыта и мудрости.

Уголок его рта дернулся вверх. Учитывая, в каком тяжелейшем положении оказался Макуран, возможностей у него будет предостаточно.

Глава 3

— Всадник приближается! — проревел часовой с крепостной башни.

Внизу, во дворе, все прекратили свои занятия и подняли головы, глядя туда, откуда донесся крик. «Южная стена», — подумал Абивард. Напряжение, которое комком собиралось в желудке при каждом крике со стены, несколько ослабло: хаморы с юга не появятся.

Часовой воскликнул:

— Он с алым знаменем!

— Посланец от Царя Царей, — определил Абивард больше для самого себя. Он подошел к воротам: заставлять царского гонца ждать было бы столь же оскорбительно, как и заставлять ждать самого Царя Царей. На ходу Абивард распорядился подать вино, фрукты, мясо — следовало показать всаднику, что все в наделе в любой момент может быть предоставлено в распоряжение его господина.

Часовой заметил всадника еще вдали от крепости, так что у слуг было время занять места за спиной Абиварда с закусками наготове, когда всадник появился в воротах. Он со вздохом облегчения соскочил с коня, жадно отхлебнул вина и обтер влажным полотенцем лицо и голову, чтобы охладиться и смыть хоть часть дорожной пыли.

— Уф! — с явным облегчением выдохнул он. — Ты великодушен к страннику. Пусть Господь тебя не оставит.

— Господь повелевает нам удовлетворять потребности странников, — ответил Абивард. — Разве сами Четыре Пророка не были странниками, ищущими добродетель и истину среди людей?

— Хорошо сказано. Видно, ты столь же благочестив, сколь щедр к гостям. — Гонец поклонился Абиварду, вытащил из поясной сумы свиток пергамента и скользнул по нему взглядом:

— Ты будешь… Годарс, дихган надела Век-Руд? — Этот вопрос он задал с явным сомнением в голосе.

После катастрофы на Пардрайе у него были все основания сомневаться.

Абивард вежливо ответил:

— Нет, я Абивард, сын Годарса, нынешний дихган этого надела. — Скрытый смысл фразы был очевиден.

— Да не откажет Господь отцу твоему в блаженном упокоении и Своем обществе, — отозвался царский посланец.