– Что случилось? – встревожилась синьора Антоньетта.

Каждая сицилийская женщина старше пятидесяти, будь то благородная горожанка или неотесанная крестьянка, всегда ждет худшего. Какого худшего? Любого, но обязательно худшего. Синьора Антоньетта не была исключением.

– Что‑то стряслось с моим мужем?

Так как она и сама все поняла, супругам Косентино оставалось только поддержать ее в трудную минуту. Безутешные, они распростерли ей свои объятья.

И тут синьора Антоньетта сказала нечто, чего по законам логики не должна была говорить:

– Его убили?

Чета Косентино в ответ снова распростерла свои объятия. Вдова пошатнулась, но устояла на ногах.

Разочарованным зрителям, таким образом, осталась только одна сцена: синьора Лапекора спокойно беседовала с синьорой и синьором Косентино. Она, не скупясь на подробности, объясняла, какую операцию сделали во Фьякке ее сестре.

Пребывая в неведении о случившемся, Галло в семь тридцать пять услышал, как на его этаже останавливается лифт, встал со ступеньки, на которой сидел, повторяя про себя, что он должен сказать бедной женщине, и сделал шаг вперед. Дверь лифта открылась, и навстречу Галло вышел мужчина.

– Косентино Джузеппе, охранник. Поскольку синьора Лапекора не может зайти в свою квартиру, она расположится на какое‑то время в моей. Предупредите комиссара. Я живу на седьмом этаже.

В квартире Лапекоры царил идеальный порядок. Столовая‑гостиная, спальня, кабинет, кухня, ванная: везде все было на своих местах. На столе в кабинете лежал бумажник покойного со всеми документами и ста тысячами лир. Значит, решил Монтальбано, там, куда собирался Аурелио Лапекора, ему не пригодились бы ни бумаги, ни деньги. Он сел за стол и открыл все ящики один за другим. В первом слева валялись печати, старые письма в адрес фирмы «Аурелио Лапекора – Экспорт‑Импорт», карандаши, шариковые ручки, ластики, просроченные марки и две связки ключей. Вдова объяснила, что это дубликаты ключей от дома и от конторы. В нижнем ящике – только пожелтевшие письма, перевязанные шпагатом. Содержимое первого ящика справа оказалось неожиданным: там лежал новый пистолет «беретта» с двумя запасными магазинами и пятью коробками патронов. Синьор Лапекора при желании мог бы учинить настоящую бойню. В последнем ящике хранились лампочки, лезвия для бритья, мотки веревки, резинки.

Монтальбано приказал Галлуццо, сменившему Галло, отнести оружие и патроны в комиссариат:

– Проверь потом, был ли ствол зарегистрирован.

В кабинете стоял сильный запах жженой соломы, хотя комиссар распахнул окно, как только вошел.

Вдова уселась в кресло в гостиной. Вид у нее был совершенно безразличный, как будто она сидела в привокзальном зале ожидания.

Монтальбано тоже расположился в кресле. В этот момент позвонили в дверь, синьора Антоньетта инстинктивно приподнялась, чтобы открыть, но комиссар жестом остановил ее.

– Галлуццо, открой ты.

Дверь отворилась, последовал короткий разговор, и полицейский вернулся:

– Там какой‑то синьор с седьмого этажа. Хочет вам что‑то сказать. Говорит, что он охранник.

Косентино был в форме, он шел на работу.

– Извините, синьор, что я вас беспокою, но тут мне кое‑что пришло в голову…

– Я вас слушаю.

– Видите ли, синьора Антоньетта, как только приехала из Фьякки, когда поняла, что ее муж умер, спросила у нас, убили ли его. Если бы мне сказали, что моя жена умерла, я бы все что угодно подумал, но не то, что ее убили. По крайней мере не это первым делом пришло бы мне в голову. Не знаю, понятно ли я выражаюсь.

– Вы прекрасно выразились.